с собой, он осведомился:
– А что же, Мотя, нам мешает это сделать?
– Не знаю, как подойти с ведром дерьма. С какого бока подобраться!
– Ну, было бы дерьмо…
– А где ж его взять?
– Отыскать! Потому как дерьмом Бог никого не обидел. Или изготовить самим, – снисходительно усмехнулся Артур Сигизмундович. – Сварить, сварганить, замесить! У тебя конспекты лекций ученой сучки случайно не сохранились? По выстреливанию в другое измерение?
– А вы его что, тоже ненавидите? – вдруг прищурился Мотя.
– При чем здесь ненавидите? – Артур Сигизмундович привычно кинул для маскировки петлю. Совершенно не нужно, чтобы Мотя Блудаков знал о его истинных чувствах и намерениях. – Просто они в прокуратуре последнее время что-то опять хвост поднимают, не мешало бы и осадить. Пусть знают свое место. Для нашего с тобой бизнеса это будет полезно.
– Атаман, я готов.
– Ты помнишь, вчера к нам мужик один заходил, на милицию жаловался. Якобы они у него взятку вымогают за прекращение дела…
– Взятку, – брезгливо хмыкнул Мотя. – Я себе представляю эти деньги! Пособие для убогих!
– А что там за история-то?
– Да просто Шламбаум решил этого старого дурака на бабки развести. Короче, там было какое-то бытовое хулиганство, кому-то этот старикан рожу начистил по пьяному делу. Ему, правда, тоже навешали, но он сильнее оказался, не иначе в ЧК в молодости служил. Но у того, кому он кумпол чистил, кум в милиции – известный нам с вами Шламбаум. А у этого воинственного козла таких родственников нет. Так он еще рыпается.
– Шламбаум, – задумчиво сказал Шкиль, сразу вспомнив простодушное, как кирпич, лицо лейтенанта. – Этот достанет…
– Да уж, – согласился Мотя, тоже сталкивавшийся со Шламбаумом на узкой дорожке. – От него не скроешься. Он кого угодно раскрутит. Он бабки из людей с закрытыми глазами вынимает. Причем не со зла, а наоборот – по доброте душевной. Считает, что так положено.
– Так, раз Шламбаум, значит, там и капитан Мурлатов в кустах поблизости сидит… С ментами все ясно. А что за мужик на них жалуется?
– Это не мужик, атаман! Это чайник, каких поискать. Я про него справки навел – поспрошал кое-кого. Зануда советской закваски! Красный партизан, народный мститель. Будет канючить до скончания века, медяки свои клянчить… Страшный человек!
– Зануда советской закваски, – с удовольствием повторил чеканную формулировку Шкиль. – То что надо!
– Его защищать, атаман, нам никакого резона нет. Бабки там не сделаешь, пиариться не на чем…
– Эх, Мотя-Мотя, за кого ты меня принимаешь? При чем здесь бабки, пиар? Фи… Как тебе не стыдно? Наше с тобой святое дело – помочь простому человеку, отслужившему отечеству, защитить его в трудной ситуации!
– Атаман, может, мне прямо в собес отправиться – помогать бедным людям?
– С твоим носом только в собес! Давай отыщи этого мужика, пускай приходит.
– И что мне с этим старым пердуном делать? – скорчил недовольную гримасу Мотя. – Атаман, я точно говорю – он нас своим занудством замучает, как Пол Пот Кампучию.
– Терпи, казак, тоже атаманом станешь, – ехидно посоветовал Шкиль.
– Нет уж, увольте. Орать да шашкой махать – не мой стиль. Я человек тихий, закулисный. В дерьме без лишних слов утопить – другое дело. От дерьма добра не ищут, – засмеялся радостно Мотя.
– Ладно. Давай к делу. Берешь мужика и… Как его фамилия-то?
– А фамилия ихняя – Кресало.
– Фамилия хоть куда! Черт с ним, Кресало так Кресало. Объяснишь ему, что ментам придется дать взятку. А иначе – на нары.
– Атаман, он не даст – он удавится лучше. Или дойдет до Евросуда и возьмет всех измором. Это – псих натуральный, без снисхождения. Ему людей изводить – самое разлюбезное занятие.
– А ты прояви адвокатскую способность убеждать. Запугай, в конце концов! Что мне тебе объяснять? Вспомни, чему тебя ученая сучка учила.
– Она много чему учила, всего не вспомнишь, – задумчиво сказал Мотя. – Только что мы с этой взятки будем иметь?
– Самое дорогое, Мотя, самое дорогое. У нас появятся перспективы…
В это же самое время, ни сном ни духом не подозревая о той интриге, что против него замышляется, Герард Гаврилович, заклейменный Мотей как «практикующий херувим», мыкался по зубным отделениям поликлиник. Сначала он хотел было воспользоваться содействием оперов капитана Мурлатова. Но тот раскапризничался, заявил, что у него свободных работников нет, и прислал в распоряжение Гонсо одного из курсантиков-стажеров, которых дрючил от чистого сердца Шламбаум.
Курсантика звали Федя Абрикосов. Поначалу Гонсо никак не мог сообразить, кого же он ему напоминает. Наконец дошло – ни больше ни меньше как страшного сталинского наркома Ежова. Такой же маленький, темненький, скуластый подросток с глубоко запавшими глазами. А надо сказать, сам Ежов своим обликом почему-то всегда мучительно напоминал Гонсо знаменитый портрет пламенного революционного писателя Николая Островского, где он изображен уже во время болезни, но в гимнастерке с петлицами на воротнике. Все эти странные ассоциации вихрем пронеслись у него в голове, но Герарду Гавриловичу было недосуг задуматься об их таинственном смысле, ибо он жил только расследованием. Даже мысли о Василисе в связи с этим почти не посещали его.
А Федя Абрикосов оказался тот еще фрукт. По некоторым репликам и умозаключениям Гонсо понял, что в милицию его привели детские обиды и неуемное желание «кого хочешь на свое место поставить», потому как «милиции никто не указ». Когда он инструктировал Федю, что ему говорить врачам перед показом снимка с отпечатками зубов похитителя, Федя блеснул бесовским взглядом и сказал: «А давайте я ему сразу скажу, что мы ищем опасного преступника и если он, сука, не расколется, то пойдет как соучастник!»
Герард Гаврилович понял, что отпускать Федю к людям одного нельзя. И решил идти вместе с ним, чтобы по дороге объяснить, каким должен быть настоящий страж закона. Федя, выросший на окраинах Лихоманска и много чего там повидавший, слушал его снисходительно, потому как Герард Гаврилович педагогическими талантами Шламбаума наделен не был. И к тому же все, что говорил Шламбаум, Феде было понятно и соответствовало его жизненному опыту, а рассуждения Гонсо о гуманизме, честности и справедливости, духовности и правосознании были для него все равно что рассуждения учительницы по химии – ничего из того, о чем она говорила, он в жизни своими глазами не видел. По ее словам, вода – это Н2О, а для него вода – то, что пить можно. Во всяком случае, так показалось Герарду Гавриловичу.
Глава 8. Свой среди ментов
Следователь РОВД был в гражданской одежде, о чем свидетельствовали его вид и выражение лица.
– Давайте подумаем вместе, как правильно писать протоколы и почему к этому надо стремиться. Протокол, уважаемые товарищи милиционеры, это начало начал и основа основ. Если в протоколе содержится ошибка или неточность, они могут свести всю вашу работу на нет. Все может закончиться возвращением дела на дополнительное расследование, а это – служебный прокол. Или того хуже – привести к неправильному рассмотрению дела, к судебной ошибке, к покалеченным судьбам граждан. С другой стороны, неумение правильно составлять протокол может помешать вашему служебному росту, испортить карьеру… Вам это надо? Так что учиться, учиться и еще раз учиться! Артур Сигизмундович обвел взглядом небольшое помещение для занятий городского отделения милиции. По просьбе капитана Мурлатова он уже полгода раз в неделю читал сержантскому и офицерскому составу лекции для повышения их профессионального и культурного уровня или, как выразился главный начальник, чтобы они знали, каких подлянок и гадостей им можно ждать от адвокатов в условиях перемены государственного устройства. Шкиль, естественно, сразу почуял, сколько
