Мотя, пока ехал, лихорадочно обдумывал создавшееся положение. Дело в том, что Шкиль не был в курсе его бизнеса с отпрысками состоятельных людей. Мотя не стал его посвящать в эти вопросы по разным причинам. Во-первых, он был самолюбив и вовсе не считал, что обязан отчитываться перед Шкилем во всех своих делах. Во-вторых, помощь Шкиля ему была не нужна, он сам справлялся со всеми трудностями и, что скрывать, весьма гордился этим обстоятельством. Он вовсе не собирался ходить под Шкилем слишком долго. За учебу спасибо, но дальше мы уже поплывем на собственном плоту. А в-третьих, Мотя сразу понял, что атаман в таком бизнесе будет не помощником, а помехой. Шкиль с некоторых пор весьма поумерил свой пыл демократизатора и возмутителя спокойствия и теперь, как видел Мотя, все больше старался вписаться в высшее городское общество и потому всячески пытался уклониться от конфликтов с его верхушкой. Мотя же принадлежал к этому обществу от рождения и потому не стеснялся и не боялся работать именно с его представителями. Правда, жить так, как все, ему, Блудакову, его бывшая в употреблении совесть не позволяла. Но после сегодняшнего происшествия обращения к Шкилю было не избежать. А как все прекрасно шло! Гаденыш, легенду для которой разработали самым тщательным образом – Мотя даже раскопал для нее несколько эпизодов из студенческой жизни Гонсо! – действовала виртуозно. Никто, кроме Моти, не мог бы заметить, что грудь она обнажила вовсе не случайно, а нарочно, как договаривались. И платьишко было подобрано специально для этого дела. Мотя предупреждал ее, что с херувимом главное не переборщить. Никаких гнусностей и разнузданности – сразу спугнешь. Да и не нужны они. После истории в парикмахерской вполне достаточно романтического свидания с шампанским и обнаженной грудью. И Гаденыш, умная и вдохновенная злыдня, все усвоила с лёта. Но этот чертов херувим испортил всю обедню!
Мотя от души выругался. Объясняйся теперь со Шкилем! Унизительно. Противно было не потому, что Мотя его боялся, а потому, что надо признаваться в промахе, в том, что ты напортачил. А ученая сучка всегда говорила, что каждая неудача – пятно на репутации, понижение в классе, удар по самолюбию, синяк, который может помешать дальнейшему профессиональному росту и движению вперед. Шкиль последнее время из-за этой дочки прокурора стал совсем нервным. Он мог начать разоряться слишком неумеренно, а Мотя, при всей его наружной толстокожести, терпеть не мог, когда его в чем-то упрекали, да еще справедливо. На самом-то деле он обожал похвалы и восторги в свой адрес. Они укрепляли его веру в собственные силы и достоинства…
Во дворе «охотничьего домика» у джипа Шкиля возился какой-то крепкий парень в джинсах и кроссовках. Он мыл машину с таким видом и чувством, будто мыл голую телку. И естественно, Мотя подумал: а не сменил ли атаман из-за неразберихи с Василисой свою ориентацию? Конечно, парень со Шкилем монтировался плохо, но от голубых можно ждать чего угодно. Моте в столице такие дуэты встречались! Зона повышенного риска, одно слово.
Шкиль сидел за громадным письменным столом и изучал какие-то бумаги. Мотя, которого сбил с панталыку парень у джипа, не подготовил первую фразу, как его учили, и начал совсем неудачно:
– Атаман, я подзалетел!
Он сообщил это трагическое известие и лишь потом понял, что сморозил.
Шкиль, разумеется, ядовито улыбнулся:
– Мотя, тебе что – адрес гинеколога дать? А я-то думал, что ты у нас по другому делу.
– Тьфу, черт, совсем уже зарапортовался, – выругался Мотя, изображая раскаяние и удрученность одновременно. – У меня с Гонсо история вышла…
– Ну как же, как же, столкновение антител, спонтанный выброс энергии! Все в ужасе разбегаются по норам!
– Ничего спонтанного, атаман, все было продумано в лучших традициях и согласно уставу караульной службы, но ведь от этого придурка не знаешь чего ждать… Не человек, а ходячая неожиданность! Всегда выкинет такое, что предусмотреть невозможно!
– Так, Мотя, о твоих чувствах к гражданину Гонсо я наслышан. Что он может любой номер выкинуть, тоже знаю. Поэтому давай без сентиментальных предисловий. Что ты меня заранее разжалобить пытаешься! Случилось-то что? Давай колись без предисловий…
По мере Мотиного рассказа лицо Шкиля приобретало все более озадаченное выражение. Наконец он не выдержал:
– Погоди, Мотя, ты хочешь сказать, что загадочный детский шантажист, о котором столько слухов и разговоров, это… ты?
– Выходит, – скромно пожал плечами Мотя.
– Ну, Мотя! – Шкиль даже вскочил из-за стола и пробежался по кабинету. – Я знал, что от тебя всего после уроков ученой сучки можно ожидать, но такого!.. Подожди, но ведь среди тех, кого шантажировали, были друзья вашей семьи? Знаменитой семьи Блудаковых… И даже родственники твои!
– А что, родственники – не люди? – удивился Мотя. – С ними работать – одно удовольствие. Очень удобно. Во-первых, нужная информация сама в руки плывет. А во-вторых, на тебя подумать никто не смеет. Стесняются! – засмеялся Мотя.
Шкиль помолчал, пытаясь осознать услышанное.
– Мотя, а может, ты не человек? – наконец осторожно спросил он.
– Да ладно вам, атаман! Сразу – не человек. Знали бы вы про этих родственников то, что я знаю! Еще неизвестно, кто из нас не человек!
Шкиль задумался.
– А может быть, вы все – не человеки?
– Не надо обобщать, атаман. А то получится, что у нас только один человек на свете!
– Может, ты и прав…
– Атаман, я пойду горло промочу? А то после всех этих приключений даже сердечко постукивает.
– Иди, милый друг, иди, – неожиданно мягко согласился Шкиль.
Мотя, насвистывая, отправился на кухню. Похоже, он окончательно пришел в себя. Счастливый человек, все ему как с гуся вода, подумал Шкиль. А впрочем, чего ему бояться? Если разразится большой скандал, отдуваться придется не ему, а Шкилю. Потому что никто не поверит, что Мотя делал свой бизнес без ведома и участия Шкиля… И Мотю в результате простят, потому как он свой, несмышленыш молодой, глупый, еще исправится, а вот Шкиля накажут. Не юридически, нет. Накажут презрением, сделают изгоем, отверженным. Все его планы стать своим во вновь сложившейся верхушке города пойдут к черту…
Так что Моте ничего не угрожает, кроме каких-то упреков от родственников, на которые он чихал. В опасности на самом деле он, адвокат Шкиль, его планы и надежды, в которые вложено столько сил. Если скандал разразится, то и на его отношениях с Василисой можно смело ставить крест. Она, конечно, девушка прогрессивная, но… Грязи будет слишком много. Слишком!
Итак, что делать? Сначала четко оценить масштабы скандала. Насколько пошли круги по воде? А потом, имея точную информацию, любыми способами гасить, глушить, топить, не давая разгораться! И надо спешить!
Шкиль поднялся и пошел на кухню, где Мотя хлестал виски. На лице его уже была обычная блудливая усмешка. Вот ведь паршивец, подумал Шкиль, наворотил мерзостей и в ус не дует. Знает, что отдуваться за него другим придется.
– Ну, и чем все-таки закончилось твое сегодняшнее оперативное мероприятие? Скандалом? Прибытием милиции и составлением протокола? Завтра все будет в газетах?
– Атаман, ты плохо думаешь про Мотю, – икнул Блудаков. – Чья школа? Я заранее предупредил Мурлатова, чтобы он был там, на всякий случай…
– Мурлатов там был?!
– Наш дорогой и незаменимый капитан-разбойник произвел полную зачистку местности. Все выглядит так, как будто наш херувим напился с какой-то шлюшкой и, приставая к ней, произвел бой посуды и зеркал. Правда, за это наш доблестный капитан заломил такие деньги! Но делать нечего, цены растут, как чужие дети, – быстро и незаметно.
– Погоди, так что – Мурлатов у тебя в доле? – ошарашенно вскричал Шкиль.
Час от часу не легче! И самое позорное, что он ничего не знал. Где были ваши глаза, господин адвокат?! Совсем нюх потерял, влюбленный пингвин!
– Атаман, а кто учил, что первое дело в бизнесе – обеспечить силовое прикрытие, – невинно напомнил
