хочет больше иметь детей? Сама она их не хотела, вот у нее их и не было.
– Как бы то ни было, это решает проблему, так?
– Да, – озорно улыбнулся он, – в разных аспектах.
Тогда Тана рассказала ему о Гарри, о двух его ребятишках, об Аверил, о том, как Гарри вернулся из Вьетнама, о том безумном годе, когда она ухаживала за ним, борясь со смертью, об операциях, о его мужестве.
– Это изменило мою жизнь во многом. Не думаю, чтобы после всего этого я осталась такой же, как прежде. – Она задумчиво смотрела на воду, а он любовался игрой солнечного света на ее золотистых волосах. – Словно все приобрело особый смысл. Абсолютно все. Невозможно было после этого принимать все как само собой разумеющееся. – Она со вздохом взглянула на него. – Однажды у меня уже было такое чувство, еще до того.
– И когда же это было? – Его глаза излучали нежность, когда он смотрел на нее, а она подумала о том, что бы почувствовала, если бы он ее поцеловал.
– Когда умерла моя соседка по комнате в колледже. Мы вместе ездили в «Грин-Хилз», это на Юге, – серьезно объяснила Тана, а он улыбнулся.
– Я знаю, где это.
– О, – улыбнулась она в ответ. – Ее звали Шарон Блейк… дочь Фримена Блейка, и она умерла на марше с Мартином Лютером Кингом девять лет назад… Она и Гарри изменили мою жизнь как никто другой из всех, кого я знаю.
– Ты серьезная девочка, не так ли?
– Я думаю, очень. Может быть, больше подходит «обстоятельная». Я слишком упорно работаю, слишком много размышляю. Мне очень трудно бывает все переварить, переосмыслить. Это отнимает много времени.
Дрю Лэндс это заметил, но не придавал значения. Жена его была такой же, и это его не беспокоило. Это не он захотел свободы, а она. У нее в Вашингтоне была связь с начальником, и она попросила что-то вроде отпуска, так что он дал ей этот отпуск, а сам вернулся домой, но в подробности вдаваться не хотел.
– Ты жила когда-нибудь с кем-нибудь? Я имею в виду романтические отношения, а не твоего друга, вьетнамского ветерана.
Забавно было слышать, что Гарри так назвали, это было как-то безлико.
– Нет. У меня никогда не было таких отношений.
– Возможно, это тебе как раз подошло бы. Близость, без всяких официальных уз.
– Звучит вполне подходяще.
– Для меня тоже. – Он был задумчив, а потом по-мальчишески улыбнулся ей. – Плохо, что мы живем в разных городах.
Забавно, что он так скоро заговорил об этом, но с ним все происходило быстро. В конце концов оказалось, что он и сам такой же «обстоятельный», как и она. Дважды в эту неделю он прилетал из Лос- Анджелеса, чтобы пообедать с ней, потом летел обратно, а на следующие выходные они снова вышли на яхте, несмотря на то что Тана полностью была поглощена своим делом об убийстве и просто жаждала, чтобы оно завершилось успешно для нее. Но Дрю Лэндс как-то успокаивал ее, облегчал ей жизнь, и она была очарована этим. После второго дня, проведенного в заливе на яхте его друга, он привез ее домой, и они занялись любовью у камина в гостиной. Нежность, сладость, налет романтики охватил их, а потом он приготовил ужин. Дрю провел у нее ночь и, что удивительно, совсем не стеснял ее. Он встал в шесть, принял душ, оделся, принес ей в постель завтрак и уехал на такси в аэропорт в 7.15. Он успел на восьмичасовой рейс в Лос-Анджелес и был в своей конторе в полдесятого, свежий, как огурчик.
В течение нескольких недель он составил регулярное расписание их встреч, почти не спрашивая согласия Таны, но все это происходило так легко и свободно и делало ее жизнь настолько счастливее, что она вдруг почувствовала, как вся ее жизнь просто усовершенствовалась. Дважды Дрю Лэндс посещал ее в суде, и она выиграла дело. Он был там, когда выносили вердикт, и пригласил ее отпраздновать. Подарил ей прелестный золотой браслет, купленный у Тиффани в Лос-Анджелесе, и на тот уик-энд она полетела к нему. В пятницу и субботу они ужинали в «Бистро» и «Ма Мезон», а днем делали покупки на Родео Драйв. В воскресенье вечером после интимного ужина, который Дрю сам приготовил на жаровне, Тана полетела в Сан-Франциско. Она думала о нем все время по дороге домой, о том, как же быстро она увлеклась им. Было немножко страшно думать об этом, но он выглядел таким надежным, казалось, так хотел установить с ней прочные отношения. Она понимала, насколько он одинок. Дом его был открытым, современным, импозантным, заполнен дорогими предметами искусства в стиле модерн; были там две свободные комнаты для его девочек. Но кроме него там сейчас никто не жил, и он, казалось, хотел постоянно быть с ней. Ко Дню Благодарения Тана уже привыкла, что половину недели он проводит с ней в Сан-Франциско: это ее уже не удивляло, ведь почти два месяца прошло с начала их романа. За неделю до праздника он вдруг обратился к ней:
– Что ты делаешь на следующей неделе, дорогая?
– В День Благодарения? – Тана казалась удивленной. В самом деле, она как-то и не подумала об этом. В папке у нее было три небольших дела, которые она хотела бы закрыть, если обвиняемые согласятся на сделку. Это, несомненно, облегчило бы ей жизнь, да и ни один из них не был виновен настолько, чтобы предстать перед судом. – Я не знаю, не думала.
Несколько лет она не была дома. День Благодарения с Джин и Артуром – нет уж, спасибо! Энн снова развелась несколько лет назад и теперь жила в Гринвиче со своими неуправляемыми детьми. Билли появлялся и исчезал, если ему не подворачивалось что-нибудь получше. Он так и не женился. Артур с возрастом становился все большим занудой, ее мать – более раздражительной, нервной, кажется, она теперь много плакала, главным образом из-за того, что Тана никак не могла выйти замуж, да, похоже, теперь и не выйдет никогда. «Пропащая жизнь», – обычный ее рефрен, на что Тана могла только ответить «Спасибо, ма».
Можно было еще провести День Благодарения с Аверил и Гарри, но сколько бы Тана их ни любила, друзья в Пьемонте были так утомительно скучны со своими маленькими детьми и большими автомобилями. Тана всегда чувствовала себя с ними не в своей тарелке и была этому бесконечно рада. Было загадкой, как Гарри выносил все это. Она с его отцом как-то смеялись вместе над этим. Гаррисон так же, как и Тана, не
