– Расслабься, мам. По правде, он как раз сейчас этим занимается. Они только что окончательно решили и живут отдельно.
– И сколько времени?
– Несколько месяцев. Ради всего святого, успокойся!
– Вот как раз этого ты не должна делать. – Джин встала с Таниной кровати и вдруг начала нервно мерить шагами комнату, затем застыла, снова уставившись на Тану. – А еще ты не должна нигде с ним бывать!
– Ну что за чушь! Ты же совсем не знаешь этого человека!
– А мне и не надо его знать, Тана, – она говорила почти с горечью, – я знаю синдром. Какой он человек, иногда не имеет значения. Пока он не разведен, пока у него нет документов на руках, держись от него подальше!
– Это самое нелепое, что я когда-либо слышала. Ты что, никому не доверяешь, да, мам?
– Просто я гораздо старше тебя, Тэн, и какой бы умудренной ты себя ни считала, я знаю лучше, чем ты. Даже если он думает, что разводится, даже если он абсолютно в этом уверен, он может не довести дела до конца. Он может быть настолько связан детьми, что просто не сможет развестись с женой, что бы ты после ни говорила. Пройдет полгода, и он может снова вернуться к ней, а ты так и останешься, к тому времени уже влюбленная в него, в безвыходном положении, убедишь себя в необходимости быть около него и ждать, ждать два года… пять лет… десять… а потом вдруг обнаружишь, что тебе уже сорок пять, и если тебе повезет, – глаза ее увлажнились, – у него случится первый сердечный приступ, вот тогда ты ему понадобишься… но его жена, возможно, все еще будет жива, и у тебя не останется ни одного шанса. Существуют такие вещи, против которых ты бессильна. И в большинстве случаев именно эта – одна из них. Это узы, которых никто, кроме него самого, разорвать не может. Если он сам их разорвет или уже разорвал, это придаст силы вам обоим, но, родная, пока тебе не нанесли тяжелую глубокую рану, я предпочла бы видеть тебя в стороне от этой связи. – Ее голос был так печален и полон сострадания, что Тана почувствовала жалость к матери. В жизни ее было немного радости с тех пор, как они с Артуром поженились, но в конце концов она-таки его завоевала, после долгих, тяжелых, отчаянно одиноких лет. – Я не желаю тебе такого, любимая. Ты заслуживаешь лучшей участи. Ну почему бы тебе не потерпеть немного в стороне, не подождать, что произойдет?
– Ма, да просто жизнь для такого ожидания очень коротка. У меня нет времени на какие-то игры. Есть очень много других дел. И потом, что это меняет? Я же все равно не собираюсь выходить замуж.
Джин вздохнула и опять села.
– Не понимаю почему. Ну что ты имеешь против замужества, Тэн?
– Ничего. В браке, я полагаю, есть смысл, если ты хочешь иметь детей или если у тебя нет своего дела, если ты не хочешь сделать карьеру. Но у меня-то есть! У меня слишком много других интересов в жизни, чтобы зависеть от кого-либо. А что касается детей, то я уже слишком стара, мне тридцать, и моя жизнь устроена так, как мне хочется. Я никогда не могла бы поставить свою жизнь с ног на голову ради кого бы то ни было, – она вспомнила дом Аверил и Гарри, в котором, похоже, ежедневно работал взвод подрывников. – Ну нет, это не для меня.
Джин интересовало, нет ли в этом ее вины, но тут был набор всякой всячины: знать, что Артур предавал Мери, видеть, как долго и тяжко страдает мать, а поэтому не желать себе такой участи. Тана хотела продвижения по службе, жаждала независимости, своей личной жизни. Ну не нужны ей были ни муж, ни дети, в этом она была убеждена. На протяжении многих лет.
– Но ты же так много теряешь, – Джин была очень опечалена. Что же такого она не дала своему ребенку, что сделало ее такой?
– Я просто не могу тебя понять, ма, – она испытующе смотрела в глаза матери, в которых было что-то ей недоступное.
– Тэн, только ты смысл моей жизни.
Ей трудно было в это поверить, но все-таки долгие годы мать жертвовала всем ради нее, даже принимала сделанные из милости подарки Артура, только для того, чтобы хоть что-нибудь еще дать своей дочери. При этих воспоминаниях у Таны разрывалось сердце. Ей следовало бы чувствовать себя благодарной. Она крепко прижала мать к себе, вспоминая прошлое.
– Я люблю тебя, ма! Я так благодарна тебе за все, что ты для меня сделала.
– Не надо мне благодарности. Я только хочу видеть тебя счастливой, родная моя. И уж если этот мужчина хорош для тебя, тогда все чудесно, но если он лжет тебе – или себе – он разобьет твое сердце. Никогда, никогда я не пожелаю тебе такого.
– Это вовсе не то, что случилось с тобой, – Тана была в этом уверена, Джин – нет.
– Откуда тебе знать? Почему ты так уверена?
– Уверена – и все. Сейчас я хорошо его узнала.
– За два-то месяца? Не будь дурочкой. Ты ничего не знаешь, не больше того, что я знала двадцать четыре года назад. Артур тогда не мне лгал, он лгал себе. Одинокие ночи – семнадцать лет, этого ты хочешь, Тэн? Не поступай так с собой.
– Со мной этого не будет. У меня есть работа.
– Одно не заменит другого. – Но для Таны было именно так: работа заменяла ей все. – Обещай мне, что подумаешь над моими словами.
– Обещаю.
Тана улыбнулась, и обе женщины, обнявшись, еще раз пожелали друг другу спокойной ночи. Тана была тронута материнской озабоченностью, но она точно знала, что относительно Дрю мать ошибалась. Она заснула с улыбкой, думая о нем и его девочках. Она знала адрес его гостиницы в Вашингтоне, но не хотела мешать им.
Обед в День Благодарения у Дарнингов на следующий день был заранее обречен на скуку, но Джин была признательна Тане за присутствие. Артур был как-то рассеян и дважды засыпал в своем кресле,
