пограничник полез Вальмару за пазуху.
– У меня документы в порядке, – запротестовал тот.
– Да? Ну-ка, покажи.
Фон Готхард полез было за документами, но в этот миг солдат нащупал у него под мышкой потайной карман.
– А это что у тебя, дедок? Что это ты там прячешь?
Солдат хрипло засмеялся и подмигнул своему напарнику. Стариканы – потешный народ. Им кажется, что они шибко умные. Солдат разодрал грязную рубашку, даже не обратив внимания на то, из какой тонкой она материи. Старик не вызывал у пограничников никаких особых подозрений – обычный крестьянин. Но в потайном кармане оказался бумажник, а в бумажнике целое состояние. Пересчитывая купюры, пограничники лишь изумленно таращили глаза.
– Ты все это тащишь в подарок фюреру? – загоготали они, довольные своей удачей.
Вальмар смотрел вниз, чтобы они не прочли в его глазах ярость. Пусть забирают деньги и проваливают. Но ему попались бывалые вояки. Переглянувшись, они поняли друг друга без слов: один сделал шаг в сторону, а второй выстрелил. Вальмар фон Готхард рухнул в высокую траву.
Схватив труп за ноги, пограничники оттащили его подальше в кусты, на всякий случай прихватили с собой его документы и вернулись на пост. Бумаги полетели в огонь, деньги были поделены поровну. Солдаты даже не заглянули в документы – им было абсолютно все равно, кого они прикончили. Дети Вальмара фон Готхарда – Герхард, спящий в цюрихской гостинице, и перепуганная Ариана, сидящая в подземной тюрьме, – больше не увидят своего отца.
Глава 16
Фон Трипп приказал охраннику, на поясе у которого висело железное кольцо с ключами, открыть дверь камеры. Заскрежетали петли, изнутри шибануло таким зловонием, что и офицер, и солдат скривились. Во всех камерах пахло одинаково – из-за сырости и еще, разумеется, из-за того, что камеры никогда не чистили.
Ослепнув от яркого света, Ариана поначалу не могла ничего разглядеть. Она потеряла счет времени и теперь уже не могла сказать, сколько здесь пробыла. Однако, услышав шум, она наскоро вытерла глаза, попыталась стереть размазавшуюся тушь. Она даже успела кое-как пригладить волосы, слушая, как в замке скрежещет ключ. Может быть, есть какие-то новости об отце и Герхарде? Ариана молилась Господу Богу, мечтая только об одном – лишь бы вновь услышать родные голоса, но все звуки заглушали лязг и скрип металла. Прищурившись, девушка увидела, что в проеме стоит высокий светловолосый офицер, который привел ее сюда накануне.
– Извольте выйти из камеры и следовать за мной.
Ариана с трудом поднялась, опираясь о стену. Фон Трипп едва удержался, чтобы не подхватить ее под локоть, – девушка казалась такой хрупкой, такой беззащитной. Но когда их глаза встретились, он не прочел в ее взгляде мольбы о помощи. На него смотрела весьма решительная молодая женщина, которая явно была намерена бороться до последнего и старалась изо всех сил сохранить чувство собственного достоинства. Ее волосы, еще недавно аккуратно уложенные в узел, растрепались и рассыпались по плечам, похожие на пшеничные колосья. Юбка измялась, запачкалась, и все же от этой барышни, несмотря на ужасающее зловоние камеры, по-прежнему едва уловимо пахло дорогими духами.
– Сюда пожалуйста, фрейлейн.
Фон Трипп сделал шаг в сторону и стал позади арестованной, следя за каждым ее шагом. И в то же время сердце его разрывалось от жалости. Девушка расправила худенькие плечики, вскинула голову и решительно зацокала каблучками по ступенькам. Один раз она покачнулась и едва удержалась на ногах – очевидно, закружилась голова. Фон Трипп терпеливо ждал, пока она соберется с силами. Ариана почти сразу же взяла себя в руки и стала подниматься дальше, благодарная конвоиру за то, что он не крикнул и не подтолкнул ее.
Но Манфред фон Трипп был не похож на остальных. Разумеется, Ариана знать этого не могла. Если она была прирожденной леди, то обер-лейтенант считал себя человеком чести. Он ни за что не позволил бы себе толкнуть женщину, накричать на нее или, упаси Боже, ударить. Некоторые сослуживцы не могли простить ему подобной щепетильности. Капитан фон Райнхардт относился к своему заместителю без особой симпатии, но, впрочем, в армии личные отношения ничего не значили. Командир есть командир, и подчиненный обязан выполнять его приказы беспрекословно.
На верхней площадке лестницы обер-лейтенант решительно взял арестованную за локоть и провел по уже знакомым коридорам. Фон Райнхардт сидел, как и вчера, за письменным столом, насмешливо улыбаясь и попыхивая сигаретой. Фон Трипп щелкнул каблуками, развернулся и исчез.
– Добрый день, фрейлейн. Приятно провели ночь? Надеюсь, вам было удобно в вашей… комнате?
Ариана молчала.
– Садитесь, садитесь. Прошу.
По-прежнему не произнося ни слова, она села и посмотрела ему в глаза.
– К сожалению, у нас до сих пор нет известий от вашего отца. Боюсь, мои наихудшие предположения недалеки от истины. Ваш брат тоже не появлялся. Это означает, что с сегодняшнего дня он считается дезертиром. В связи с этим ваше положение, дорогая фрейлейн, является крайне незавидным. Можно сказать, вы находитесь всецело в нашей власти. Может быть, вы все-таки соблаговолите сообщить мне то, что вам известно?
– Ничего нового, отличного от вчерашнего, сообщить вам не могу.
– Очень жаль. В этом случае, фрейлейн, не буду тратить мое и ваше время на пустые разговоры. Предоставлю вас вашей участи. Сидите в камере и ждите, пока у нас появятся какие-нибудь новости.
«О Господи, сколько это может продолжаться?» – хотела крикнуть Ариана, но на ее лице не дрогнул ни единый мускул.
Капитан встал и нажал на кнопку. Секунду спустя в дверях вновь появился фон Трипп.
– Гильдебранда опять нет? Какого черта? Всякий раз, когда я его вызываю, он болтается невесть где!
– Извините, господин капитан. Лейтенант, кажется, обедает.
Вообще-то Манфред понятия не имел, куда подевался Гильдебранд, да его это, по правде говоря, и не интересовало. Гильдебранд вечно удирал со своего рабочего места, а коллеги должны были выполнять за него обязанности рассыльного.
– Ладно, отведите задержанную обратно в камеру. И скажите Гильдебранду, что я хочу его видеть.
– Слушаюсь.
Фон Трипп повел Ариану обратно. Дорогу она уже знала – длинные коридоры, бесконечные лестницы. По крайней мере можно было дышать, двигаться, смотреть по сторонам. Ариана не возражала бы, чтобы эта вынужденная прогулка продолжалась несколько часов. Все лучше, чем сидеть в маленькой грязной камере.
На лестнице они столкнулись с Гильдебрандом, который, довольно улыбаясь и насвистывая, поднимался им навстречу. Лейтенант с некоторым удивлением воззрился на фон Триппа и его спутницу. Его взгляд задержался на фигуре девушки. Накануне в Грюневальде лейтенант пялился на нее точно так же.
– Добрый день, фрейлейн. Не правда ли, у нас тут мило?
Ариана ничего ему не ответила, только взглянула уничтожающим взглядом. Гильдебранд недовольно скривился и спросил у фон Триппа:
– Ведешь ее назад?
Манфред равнодушно кивнул. Беседа с Гильдебрандом не доставляла ему ни малейшего удовольствия. Он терпеть не мог этого хлыща, да и других своих коллег. Но ничего не поделаешь, после ранения приходилось мириться с тыловой работой.
– Капитан хочет тебя видеть. Я сказал ему, что ты обедаешь.
– Я и в самом деле обедал, дорогой Манфред.
Лейтенант оскалился и двинулся дальше вверх по лестнице. Напоследок он еще раз оглянулся на Ариану, которая спускалась по лестнице все ниже и ниже, в самые недра подземной части здания, сопровождаемая Манфредом. Когда они уже были в тюремном коридоре, откуда-то донесся истошный женский крик. Ариана зажала уши, чтобы ничего не слышать, и испытала даже некоторое облегчение, когда
