вычеркнули.
— Вот как! — сказал Митрич. — Даже не знаешь, пионер ты или нет. Это, брат, никуда не годится.
— А я позабыл об этом, работы много, — сказал Алешка. — У нас с дедушкой стадо знаешь какое — молоко не успевают на завод отвозить. Что же, я виноват?..
— И в самом деле тебя, Алешка, винить трудно, — задумчиво сказал Митрич.
Стало темнеть. Поодиночке начали проглядывать звезды. Послышался шорох листвы. Это ветер лениво ворочался в саду, словно устраивался там на ночлег. После сытной еды Алешку клонило ко сну.
В это время примчался Андрейка. Возбужденный бегом, горячий, как уголек, он вытянулся перед Алешкой, поднял правую руку над головой и отрапортовал:
— Алешка, задание выполнено. Коровы подоены. Бидоны наполнены, даже с верхом. Стоят теперь в роднике. Доярки свободны, а я голодный. Виноват, забыл: твоя порция парного молока хранится в надежном месте. — Андрейка похлопал себя по животу.
Алешка стоял перед Андрейкой тоже навытяжку. Вспомнилась школа, пионерский отряд.
— Рапорт сдал! — крикнул Андрейка.
— Рапорт принял! — ответил Алешка, обнял своего друга, и начали они бороться...
— Хватит, хватит вам возиться! Андрейка, испачкаешь Алешку... — крикнула Марина из сеней.
Андрейка бросил Алешку, подбежал к матери, обнял и ну ее крутить...
— Мам, я спать буду вместе с Алешкой!
— Иди мыться, — сказала Марина, целуя Андрейку в темя. — Поешь, потом разберемся, кому где спать.
Андрейка, как говорится, ноги в руки — и марш в баню. Марина вслед за ним понесла белье.
Митрич с Алешкой зашли в избу, зажгли свет. Была у Марины привычка сумерничать. Сидит вечером в потемках, одна. Зажмурит глаза, а в голове думы плывут — невеселые, вечерние. О чем думает? Неизвестно. Может быть, о муже, который на целый год запропал в городе. Или об Андрейке, который носится тем временем со своими приятелями.
В потемках-то лучше думается.
— Ну, Алеша, давай спать. Тебе Марина постелила в сенях. Андрей ляжет на погребице — это его любимое место, а тебе с ним нельзя: он как вьюн ворочается, все равно спать не даст, — сказал Митрич.
— Дядя Петя, а можно мне чуть-чуть посидеть с Андрейкой?
— Немного можно.
Пришел Андрейка из бани, поел, выпил кружку молока — и готов. Наконец-то они остались вдвоем. Забрались на погребицу. Андрейка достал из-под постели какую-то тряпку и показал Алешке:
— Видал?
— Ну и что... — сказал Алешка. — Наш рюкзак, ничего особенного.
— Правильно, рюкзак.— Андрейка хитро улыбнулся. — Только разве рюкзаки пустые бывают? Понимать надо!
— Конечно, бывают. — Алешка ничего не понимал. — Вот этот же пустой.
— А мы сделаем, чтобы он был полный... — таинственно сказал Андрейка.
— Чего ты мне загадки загадываешь? — рассердился Алешка.
— Ничего не загадка. Был рюкзак пустой — станет полный. Понятно?
— А-а, за горохом? — догадался Алешка.
— Да мне гороху и даром не надо. Эх, ты! Знаешь, где я сегодня был? В большом саду! Там анис уже поспел и грушовка... Я уже разведочку сделал. Вот, тебе яблоко оставил.
Взял Алешка яблоко, надкусил — во рту тает. Загорелся:
— Идем!
— Сандалии сними, через забор полезем.
Мимо дома прокрались ребята на огороды. Тихо сейчас в селе, даже собаки не лают. Никто их не видит, только луна сверху подглядывает.
Идут по тропе. Сто раз здесь ходили, а места будто и незнакомые. По обеим сторонам — картошка. Листья у нее от лунного света серебряные. На околице стоят избы. Крыши блестят, словно сделаны из белой жести. Все меняется в неверном лунном свете: дорога через поле серебрится, как речка, так и хочется прислушаться, не журчит ли. Далекие постройки будто присели — расплылись, сливаются с темнотой.
Андрейка шепотом:
— Эх и ночь, Алешка! Никогда такой не видал.
— И я не видал,— отозвался Алешка.
И снова замолкли. Мягко шлепают босые ноги по пыли. Вот и сад.
— Яблоки рвать не будем, — прошептал Андрейка.
— А что, смотреть на них? Зачем тогда шли?
— Опять ты, Алешка, не понимаешь. Я же не сказал, что без яблок уйдем.
Алешке надоели Андрейкины загадки, но спросить боится — еще услышат.
Сад обнесен высоким забором. Вокруг забора густо посажена акация — ветроломная полоса. Подошли ребята к забору и скрылись в густой тени деревьев. Перелезли. Сначала Андрейка, затем Алешка. В саду никого не видно. Стоят яблони рядами, молчат. Алешка поднял с земли яблоко и надкусил. Яблоко хрустнуло на зубах так громко, что Алешка даже испугался. Прислушался... По-прежнему никого нет. Только тогда почувствовал, как свело скулы.
— Кислятина, — сказал Алешка. — Где же сладкие?
Андрейка еще днем приметил яблони со сладкими яблоками, а теперь не мог вспомнить где — ночью сад совсем другим стал. Скрываясь в тени деревьев, ребята осторожно двинулись в глубь сада.
— Ой-ей! — заорал вдруг Алешка и отпрыгнул в сторону. Вскрикнул он скорее от неожиданности, чем от боли.
— С ума сошел! — зашипел Андрейка.
— Ты бы не сошел... — проговорил Алешка сквозь слезы.— Я на ежа наступил, наверное. Всю ногу исколол.
— Где еж? Покажи!
Вернулись, пошарили в траве. Да разве ночью отыщешь!
— Давай яблоки рвать. И домой пойдем... — сказал Алешка.
— Сказано, рвать не будем, так ведь одной зелени насобираем. Вот смотри. — Андрейка потряс яблоню. Зашуршали в листве, застукали по ветвям осыпающиеся яблоки. — Теперь понял, почему рвать нельзя? Самая спелятина падает...
Яблок нападало много. Стали собирать вдвоем. Набили рюкзак, карманы, а на земле еще целый воз остался.
Тронулись домой. Рюкзак несли оба, держа с двух сторон за лямки. Андрейка первый залез на забор. Алешка подал ему рюкзак. Андрейка перевесился, спуская рюкзак на ту сторону, да не удержался и вместе с ним грохнулся на землю. Когда Алешка перелез через забор, то увидел, что Андрейка сидит на траве и трет ладонью колено.
— Небось даром не достаются яблочки, — плачущим голосом сказал Андрейка.
Алешка приспособил рюкзак на спину и понес. Андрейка захромал следом.
— До крови? — спросил Алешка.
— Вроде нет...
— Я тоже знаешь как искололся, — сказал Алешка. — Я, Андрейка, завтра в поле рано уйду, а яблоки возьму с собой. Пойдешь косить, приходи ко мне. Там уж наедимся...
Придя домой, ребята спрятали яблоки. Алешка ушел ночевать в сени. Андрейка забрался под одеяло и сразу уснул.
