Коко засмеялась.
– Этот дом она ненавидит. Лиззи относится к нему терпимее, но дом явно не в ее вкусе. Обе они истинные горожанки. Джейн считает Сан-Франциско деревней. Думаю, обе предпочли бы Лос-Анджелес, если бы не их обожаемый дом, к тому же Лиззи утверждает, что здесь ей легче пишется – не на что отвлекаться.
Лесли кивнул:
– Я хорошо помню, как познакомился с Джейн. Таких женщин я раньше никогда не встречал. Ей было лет двадцать пять, при виде ее захватывало дух. Как и теперь. Целый год продолжалась моя влюбленность, мы часто встречались, а она по-прежнему относилась ко мне просто как к другу. Я долго не мог понять, что я делаю не так. Наконец я совсем потерял голову и однажды вечером, после ужина, поцеловал ее. Джейн посмотрела на меня как на помешанного и объяснила, что она предпочитает женщин. По ее словам, она всеми способами давала мне понять это, время от времени даже одевалась как мужчина, когда мы куда- нибудь шли вдвоем. Но я считал, что это просто эксцентричные выходки, лишь подчеркивающие ее сексуальность. Когда все прояснилось, я почувствовал себя безнадежным болваном, но мы остались друзьями. Лиз тоже мне нравится. Они идеальная пара: под влиянием Лиз за эти годы Джейн заметно смягчилась.
– Верится с трудом, – заметила Коко. – Жесткости в ней и сейчас предостаточно. По крайней мере когда она общается со мной. На ее взгляд, меня не переделаешь, я никогда не оправдаю ее надежд. Не очень-то и хотелось.
Выход был очевиден – прекратить бесплодные попытки, но Коко лучше, чем кто-либо другой, знала, что к этому пока не готова. Она до сих пор добивалась одобрения сестры, хотя и жила в Болинасе.
– Вероятно, она желает вам только добра и беспокоится за вас, – разумно предположил Лесли.
Оба прихлебывали остывающий чай. Коко не сводила глаз с океана.
– Вполне возможно. Но не все способны быть такими, как она. Я и пытаться не хочу, поэтому двинулась в противоположном направлении. Подальше от всех и вся. Мама тоже меня не понимает. Просто я не такая, как они. И всегда была не такой.
– По-моему, в этом нет ничего плохого, – примирительно отозвался Лесли, поудобнее устраиваясь в шезлонге.
– И я так думаю. Но большинство людей это пугает. Они считают, что все должны быть одинаковыми, и потому мирятся с жизнью и ценностями, которые им не подходят. Жизнь моих близких не годилась для меня, даже когда я была ребенком.
– У Хлои я замечаю подобные порывы даже сейчас. – Голос Лесли стал задумчивым. – В отличие от своей матери и меня она не хочет быть актрисой – лучше водить грузовик. Видимо, таким способом девочка заявляет: она личность, такая, как есть, а не такая, как мы. С ее желаниями придется считаться.
– Мои родители никогда не считались. Наоборот, даже не сомневались, что со временем я перерасту свои желания. Если вы способны уважать желания дочери уже сейчас, когда ей всего шесть, значит, на родительском поприще вы преуспели. – Задумавшись об этом, Коко улыбнулась. – Мама хотела, чтобы мы обе появились на балу дебютанток. К тому времени Джейн уже заявила о своей ориентации и включилась в борьбу за права сексуальных меньшинств. Мама почти сразу отстала от нее, очевидно, побоялась, как бы Джейн не явилась на бал не в платье, а в смокинге. Зато одиннадцать лет спустя мама не отставала от меня, а я сказала, что лучше ледоруб в печенке, чем выезд на бал. Я была убеждена, что вся эта затея пропитана снобизмом и в корне неверна, что это пережиток прошлого, что на такие балы ездят лишь для того, чтобы найти мужа. В тот год на Рождество я укатила в Южную Африку, где помогала прокладывать канализацию в маленькой деревушке – на мой взгляд, это увлекательнее любого котильона. Мама долго бушевала, а потом полгода не разговаривала со мной. Отец был гораздо терпимее, но даже он не простил мне отчисления из школы права. По-видимому, у родителей имелись свои представления о нашем будущем. Джейн не вписывалась в них, но на это смотрели сквозь пальцы, потому что она добилась громкого успеха, а для родителей это всегда было мерилом всех достоинств. А меня слава никогда не прельщала и не будет прельщать, – заявила она так уверенно, что Лесли испытал невольное восхищение.
– Ваши близкие в конце концов ко всему привыкнут, – мягко пообещал Лесли, хотя после рассказов Коко уже начинал в этом сомневаться. И убедился, что она не из тех, кто будет всеми силами оправдывать чужие ожидания, даже если считает их ошибочными. Она верна себе и никогда не изменит своим убеждениям. Эта ее черта пробудила в Лесли глубокое уважение. – Кстати, мне нравится ваша акварель на мольберте. Смотрится умиротворяюще.
– Я редко рисую, – объяснила Коко. – А рисунки обычно раздариваю. Для меня это просто отдых, хобби, чтобы расслабиться.
Лесли получил очередное подтверждение, что его собеседница разносторонне талантлива, и порадовался за нее, мысленно пожелав скорее найти себя. Признаться, он завидовал ее свободному поиску. Порой он страшно уставал лицедействовать и чувствовал, как осточертело ему все это безумие.
Некоторое время они сидели молча, думая каждый о своем, пока наконец Лесли не задремал. Коко унесла обе чашки в дом и упаковала вещи, которые решила взять с собой в город, а когда вернулась на террасу, оказалось, что ее гость уже не спит.
– Здесь кто-нибудь купается? – спросил он, кивнув на берег. Солнце разморило его, он выглядел сонным и ленивым.
– Бывает. – Она улыбнулась. – Иногда акулы нападают на купающихся у самого берега, поэтому не всякий рискует войти в воду, а она здесь холодная. Купаться лучше в гидрокостюме. Кстати, если надумаете, у меня как раз есть гидрокостюм вашего размера.
Йен был ростом с Лесли, только шире в плечах и спортивнее. Его старые гидрокостюмы Коко по- прежнему хранила в гараже вместе с дайверским снаряжением. Она подумывала отдать их, но так и не собралась. Вещи Йена приглушали одиночество и тоску, казалось, что он не умер, а надолго уехал, но когда-нибудь обязательно вернется.
– Нет уж, с меня хватит предупреждения, что здесь водятся акулы, – усмехнулся Лесли. – Я большой трус и не боюсь признаться в этом. Однажды на съемках мне пришлось плавать в кадре вместе с акулой. Конечно, ее выдрессировали и вдобавок накачали транквилизаторами. Но я все равно предпочел, чтобы дублер снимался вместо меня во всех рискованных сценах. Кроме постельных – для таких съемок я давно уже как следует выдрессирован и даже не нуждаюсь в успокоительном.
Его шутка насмешила Коко.
– Вообще-то и меня смелой не назовешь, – призналась она так смущенно, что Лесли поспешил воскликнуть:
– Вы серьезно? По-моему, если кто здесь и смел, так это вы! И это не напрасный риск, а умение смело принимать важные решения. Вы отвергли традиции своей семьи, выступили против целой системы. По сути дела, вы просто вышли из игры и сделали это храбро, с достоинством. Несмотря на все давление со стороны близких, вы поступили так, как считали нужным, и не изменили себе. Вы потеряли любимого, но не захлебываетесь жалостью к себе – вы продолжаете жить. Вы остались здесь, живете одна в странном крошечном поселке. Не страшитесь одинокой жизни, не боитесь оставаться наедине с собой. Вы сами придумали себе работу, которая вас полностью устраивает, хоть и оскорбляет чувства ваших родных. На все это нужна смелость. Только тот, кто смел, решается стать не таким, как все, Коко. А вы сумели, не ударив в грязь лицом. Я преклоняюсь перед вами.
Его слова казались Коко музыкой, она с благодарностью выслушала это признание, отметив, что об ошибках Лесли ни словом не упомянул. Он высоко оценил принятые ею решения и выбранную жизнь. Коко расцвела застенчивой улыбкой.
– Спасибо. И я преклоняюсь перед вами, Лесли. Вы не боитесь признавать свои ошибки и говорить о них. Для знаменитости, да еще из мира кино, вы на диво скромны. Этот мир мог превратить вас в наглого подонка, но вы сумели остаться настоящим, несмотря ни на что.
– Если бы не сумел, от меня отреклись бы родные, – честно объяснил он. – Может, только потому я и остался верен себе. Мне приходилось встречаться с ними и быть собой. Приятно чувствовать себя кинозвездой и видеть, как все вокруг готовы расшибиться в лепешку, лишь бы угодить тебе. Но в конечном счете ты всего лишь человек – хороший, плохой… Неловко видеть, как в моем бизнесе люди ставят себя в дурацкое положение, а таких, поверьте, масса. И когда я наблюдаю за собой, чаще всего замечаю не удачи,
