отказаться сейчас. Ты только заставишь его страдать. Любой мужчина воспротивится этому, и ответная реакция будет довольно неприятной.
— Уже была. — Задумчиво смотря в огонь, Джессика мысленно вернулась к ссоре в Вакавилле.
— Ни один мужчина долго не вынесет такого. Как и ни одна женщина. Кому хочется вечно чувствовать себя виноватым? Делаешь ошибки, извиняешься, платишь за них, вот и все. Ты не можешь требовать от него платы постоянно. Закончится тем, что он возненавидит тебя за это, Джессика. Очевидно, ты не просто заставляешь его страдать за настоящее. Возможно, ты используешь это как возможность получить старый должок. Я могу и ошибаться, но все мы время от времени ошибаемся.
Джессика горестно кивнула. Именно так она и делала. Заставляла его расплачиваться за прошлое — и за его слабости, и за свои собственные. За ее страхи и неуверенность. Она обдумывала это, когда голос Бетани ласково вторгся в ее мысли.
— Может быть, ты посоветуешь мне не совать нос в чужие дела.
Джессика улыбнулась и выпрямилась в кресле.
— Нет, наверное, вы правы. Я не смотрела на это под таким углом. В ваших словах есть много разумного. Даже больше, чем я хочу в том признаться, но все же…
— Ты хороший собеседник, детка.
Женщины улыбнулись друг другу, и Бетани встала, изящно потянувшись, ее кольцо с бриллиантом вспыхнуло множеством разноцветных искр. На ней были черные свободные брюки и синий кашемировый свитер под цвет ее глаз. Наблюдая за ней, Джессика подумала о том, какой, должно быть, красивой была Бетани в молодости. Она была по-прежнему привлекательна — с мягким покровом женственности, смягчающим любой поступок или любую фразу. Ее можно было назвать более обаятельной, чем Астрид. Мягче, теплее, красивее, возможно, в ней было больше жизни.
— Знаешь, ты уж прости меня, Джессика, но думаю, мне пора спать. Я хочу покататься верхом утром. Тебя я не прошу присоединиться: я встаю в такое неприлично раннее время.
Когда она нагнулась, чтобы поцеловать Джессику в лоб, в ее глазах плясали веселые смешинки. Джесси протянула руки, чтобы обнять ее на прощание.
— Миссис Уильяме, я вас люблю. И вы — первый человек, который за долгое время вернул меня на землю.
— В таком случае, моя дорогая, окажи мне услугу, не называй меня миссис Уильяме. Не терплю. Нельзя ли остановиться на Бетани или тетушке Бет, если тебе так больше нравится? Дети моих друзей все еще зовут меня так, равно как и некоторые из друзей Астрид.
— Тетушка Бет. Звучит мило. — Неожиданно на Джессику обрушилось такое чувство, словно у нее появилась новая мать.
Семья. Прошло столько времени с тех пор, когда у нее была семья, другая семья, кроме Яна. Тетушка Бет. Она улыбнулась, ощутив в душе прилив тепла.
— Спокойной ночи, дорогая. Выспись хорошенько. Утром увидимся.
Они еще раз обняли друг друга, и полчаса спустя Джессика уже поднималась наверх, размышляя о словах Бетани. О наказании Яна.., что подогрело ее любопытство. Насколько она была сердита на Яна? И почему? Из-за того, что он обманул ее? Или потому, что сейчас сидел в тюрьме и больше не мог защищать ее? Потому, что выплыла на свет его встреча с Маргарет Бертон? Имела бы измена мужа значение, если бы Джессику не заставили столкнуться с этим лицом к лицу в суде? Или дело в другом? В книгах, которые не расходились, в деньгах, которые зарабатывала только она, в его увлеченности работой? Она не была уверена.
Когда на следующее утро Джессика спустилась вниз, завтрак уже ждал ее на столе. В приложенной записке «тетя Бет» сообщала, что в духовке есть булочки. Кроме нарезанного ломтиками свежего бекона, стояло еще блюдо клубники. В записке предлагалось днем прокатиться по холмам на джипе.
Так они и сделали и великолепно провели время. Тетушка Бет рассказывала ей истории об отвратительных людях, которые жили на ранчо прежде и оставили дом в варварском состоянии.
— Смею утверждать, что тот человек был кузеном Атиллы, предводителя гуннов, а его дети наводили на меня страх!
Джессика в жизни так не смеялась, и пока они пробирались через холмы на своем джипе, ее вдруг осенило — как ей было хорошо без таблеток. Она выжила в обществе тетушки Бет, под щедрыми лучами солнечного света и в добродетельной обстановке. Они вместе приготовили обед — передержали на огне голландский соус для спаржи, недожарили мясо, и вместе смеялись над каждым своим промахом. Джессика совершенно не чувствовала разницы в возрасте.
— Знаешь, мой первый муж всегда говорил, что однажды я его отравлю, если не буду внимательной. Тогда я была ужасной поварихой, да и сейчас не лучше. Я вовсе не уверена, что спаржа готова.
Она похрустела стеблем и, казалось, была довольна тем, что получилось.
— Вы были замужем дважды?
— Нет. Трижды. Мой первый муж умер, когда мне было чуть больше двадцати. Он был милым. Погиб на охоте два года спустя после того, как мы поженились. Потом я чудесно проводила время и в тридцать лет вышла замуж за отца Астрид. Она родилась, когда мне исполнилось тридцать два, а ее отец умер, когда девочке было четырнадцать. Третий муж тоже был приятным человеком, но ужасным занудой. Я развелась с ним пять лет назад, и с тех пор жизнь стала гораздо интереснее.
Она попробовала еще один стебель и съела его, пока Джессика весело смеялась.
— Тетушка Бет, вы такая необузданная. А что собой представлял последний муж?
— Вялое создание, правда, никто ему об этом не говорил.
Старики могут быть такими занудливыми. Так неловко было с ним разводиться. Беднягу чуть не хватил удар. Но он справился.
Я навещаю его, когда приезжаю в Нью-Йорк. Он все такой же.
Бетани ангельски улыбнулась, и Джессику охватил еще один приступ смеха. Миссис Уильяме и близко не была такой же взбалмошной, какой себя выставляла, но, несомненно, вела нескучную жизнь.
— А сейчас? Больше никаких мужей? — Теперь они были друзьями, и Джессика могла об этом спросить.
— В моем-то возрасте? Не смеши меня. Кому нужна старуха? Я вполне довольна своей жизнью, потому что все взяла от нее в молодости. Нет ничего хуже старой женщины, которая молодится. Или молодой, прикидывающейся старухой. Вы с Астрид в этом преуспели.
— У меня не было склонности к этому.
— Да и у нее тоже не было, пока Том был жив. Пора ей найти кого-то и сжечь этот особняк- усыпальницу. Он — ужасен.
— Но там так красиво, тетушка Бет.
— Кладбища тоже красивы, но я бы не хотела там жить — пока у меня не будет другого выбора. Пока есть выбор, нужно этим пользоваться. Но дочь на пути к выздоровлению. Полагаю, твой магазин мог бы пойти ей на пользу. Почему ты не продашь его ей?
— А что я тогда буду делать?
— Что-нибудь еще. Как давно он у тебя?
— Летом будет шесть лет.
— Достаточно долго для чего угодно. Почему бы не попробовать себя в чем-то еще?
— Ян хотел, чтобы я сидела дома и завела ребенка. По крайней мере так он недавно говорил. Несколько лет назад он был доволен существовавшим положением вещей.
— Возможно, ты только что ответила на один из своих вопросов.
— То есть? — Джессика не поняла.
— Что несколько лет назад твой муж был доволен жизнью. Сколько всего изменилось за эти годы? Быть может, ты забыла о том, что тебе тоже нужны перемены, Джессика. Расти в ногу со временем.
— Мы росли… — Но как? Джессика совершенно не была уверена в том, что они повзрослели.
— Я исхожу из того, что у тебя нет детей.
— Дело не в том, что я не хочу, еще не время. Слишком рано, нам было хорошо одним.
— Нет ничего плохого в том, чтобы иметь детей. — Бетани смотрела на нее в упор. Слишком пристально. — Астрид тоже не хотела. Говорила, что дети не для нее, и, полагаю, была совершенно права.
