горючего бушевал целый день, запах гари доносило даже до линии фронта, за тридцать с лишним километров.
Разъяренный Муссолини прислал специальную следственную комиссию, и несколько офицеров- зенитчиков были расстреляны перед строем. Гитлер предпочел не реагировать так остро и списал потери на неизбежность войны.
Оказалось, этот блестящий, что ни говори, налет был тоже отвлекающим, но сам по себе чрезвычайно эффективным.
Вслед за ним, а точнее, почти одновременно, последовала дерзкая атака проникших через фронт штурмовых частей на Уэску. Укомплектованных, что более всего привело в бешенство фюрера, немецкими коммунистами-интербригадовцами. Так утверждали выжившие испанские офицеры, которым довелось близко столкнуться с диверсантами — все были одеты в форму легиона «Кондор» и говорили по- немецки.
Он приказал Гиммлеру и Гейдриху обязательно установить личности выехавших в Испанию предателей, всех, чем бы они там ни занимались, и отправить ближайших родственников, а также их пособников в концлагерь. Хватит тешить общественное мнение еврейско-плутократским гуманизмом.
В Уэске и Сарагосе франкисты понесли очень тяжелые потери, однако по преимуществу нравственные. Что такое для мужественной, готовой биться за Фатерлянд до конца армии несколько разгромленных дивизий? Гитлер помнил, как на Западном фронте за день наступления от дивизии оставалась рота, и все же никто не дрогнул, пока проклятые либералы не нанесли армии «удар ножом в спину». Зато уцелевшие соратники каудильо тут же впали в панику, одни начали паковать чемоданы для бегства, другие — сговариваться (о чем Гитлеру немедленно доложили) о заключении мира на любых, гарантирующих жизнь и сохранение чинов условиях.
Итальянцы, конечно, тоже недочеловеки. Отребье некогда великого Рима, который разгромили и захватили германцы. Надо будет при случае дать Бенито просмотреть кое-какие книги. А то уж что-то слишком он увлекся. Джулио Чезаре[37] новоявленный.
Но и Уэска, что такое Уэска? Гитлер крутанул рукой любимый двухметровый глобус. Испания на нем занимала вполне солидный кусок Европы, почти вдвое больше Германии, а эту Уэску еще поискать.
Зато, — мысль фюрера германской нации снова вернулась к якобы расстрелянным советским полководцам, — на учения тридцать шестого года, куда были приглашены военные атташе и представители генштабов всех европейских армий, даже всякие там латыши и эстонцы, — русские продемонстрировали высадку массовых воздушных десантов с бомбардировщиков «ТБ-3», с танками и артиллерией. Мир содрогнулся. Если это показывают на учениях, чего можно ждать на самом деле, в условиях реальной войны? Гитлер тут же приказал своим генералам немедленно заняться чем-то подобным.
Так вот, после третьего отвлекающего удара русские (а кто же еще?) нанесли основной. Такого не мог вообразить никто. С неустановленного аэродрома поднялись в воздух немецкие «Ю-52», то ли захваченные республиканцами у франкистов (хотя о таких фактах ему не докладывали), то ли закупленные у третьих стран. Сейчас это неважно. И они выбросили ночной (!) парашютный десант на Бургос, временную столицу каудильо Франсиско Франко. За пятьсот километров от линии фронта.
Бой длился всю ночь. Гитлер как старый фронтовик понимал, что рапорты с места боя не стоят ничего. Одни откровенно врут по известным причинам, другие действительно ничего не успели понять и оценить, третьи, в силу особого устройства личности, сконструировали собственную версию, позволяющую сохранить душевное равновесие.
Ефрейтор Гитлер, что бы о нем ни писали позже, солдатом был толковым. «Железный крест» первой степени получил, что примерно равнялось всем четырем Георгиевским в царской армии, и при своем незначительном чине научился так понимать психологию высшего начальства, что фельдмаршалы не его должности «фюрера» боялись, а именно проницательности и стратегического мышления. Тут они со Сталиным очень близки, кстати.
Так вот, что бы там ни докладывали о внезапности, о героизме, в том числе и германских советников, итог простой: штаб Франко разгромлен, сам он убит, и еще десяток ближайших сподвижников тоже. Короче, все правительство. Германских «советников» тоже не пощадили. Каким-то образом оставшийся в живых и вышедший на связь агент РСХА сообщил Гейдриху, что бойня была страшная. Причем уже сдавшихся немцев расстреливали немцы, итальянцев — итальянцы, испанцы — всех подряд, а несколько выдавших себя языком русских, руководителей, очевидно, вели себя как англичане в Индии, подавлявшие восстание сипаев. Рук не пачкали, оставаясь, условно говоря, в белых перчатках.
Если агент, переживший это, счел нужным отметить, из объективности или с другой целью, что русские даже там изображали из себя только «советников», это стоит запомнить. Не для того, чтобы когда- нибудь «отплатить добром за добро». Совсем наоборот. Мягкотелость, вот правильное слово! Будет время, и на этом можно сыграть.
В предвидении грядущей, последней битвы со славянством Гитлер не раз жалел, что судьба забросила его на Западный фронт. Что он там видел? Позиционную войну, грязные окопы, изрытую сверхтяжелыми снарядами землю, превращенную в лунную поверхность, газы. Голод. Если не страх смерти, то скуку. Юдофил Ремарк довольно похоже все описал. А вот если бы добровольца-ефрейтора послали на Восточный… Там и война сама по себе была куда интереснее, и он бы смог поближе познакомиться с этими русскими, выучить их язык. Не по книгам, а лично понять, как с ними следует воевать.
А воевать придется обязательно.
В приемной топталась целая свора генералов. Ждали, когда он их позовет. А он пережигал в себе эмоции, по сложным траекториям пересекая свой неуютный, но великолепно приспособленный для унижения посетителей кабинет.
Это, конечно, был не тот карикатурный фюрер из советских послевоенных фильмов, и не реальный, разрушенный поражениями и болезнями банкрот сорок пятого года, тем не менее нашедший в себе силы застрелиться, а не отдаться на поругание ненавистных врагов. Сейчас это был крепкий сорокавосьмилетний мужчина, у которого все было впереди. И, самое главное, пока что он не был преступником всех времен и народов, воплощением вселенского зла. Так, обычный среднеевропейский автократор, не успевший совершить абсолютно ничего из тех ужасов, что начнутся гораздо позже. Возрождал униженную Версалем и непомерными контрибуциями страну, восстанавливал разваленную промышленность, повышал жизненный уровень простого народа, ничего более.
Политических противников сажал в концлагеря, но довольно умеренно, сроки давал детские, его лагеря в сравнении со сталинскими выглядели почти оздоровительными. Открытый суд над обвиненным в организации поджога Рейхстага лидером Коминтерна Димитровым его оправдал, что в СССР было непредставимо в принципе. Строил автобаны, готовился к войне — так кто к ней в середине тридцатых не готовился? На Абиссинию не нападал, в отличие от Муссолини. Ввел некоторые ограничения для евреев, так не убивал же, всем желающим позволял уезжать куда угодно, со всеми капиталами, только недвижимость, если не успевали ее продать арийцам, оставалась за Рейхом. И в этом не было ничего нового и чрезвычайного. Расовый подход или классовый, какая разница? Все, что навеки связано с его именем, начнется гораздо позже. Или не начнется…
— Пригласите, — сказал он адъютанту, приведя нервы в порядок. Если бы он курил и пил, как Черчилль, Сталин или Рузвельт, увлекался женщинами, как Геббельс, да хотя бы не был вегетарианцем, мировая история тоже могла бы пойти иначе. А тут у одного из претендентов в демиурги не оказалось ни одного способа релаксации, кроме «воли к власти» и реализации ее в самых извращенных формах.
Покурил бы сейчас «Адольф Алоизович» хорошую сигару или трубку, сидя на подоконнике своего кабинета, любуясь на перспективу зимнего Берлина, утешая себя тем, что политические коллизии преходящи. Как бы там ни было, впереди ждет вечеринка со шнапсом, корном, коньяком, айсбаном и кровяными колбасками, обществом актрис из Бабельсберга или девок из Пратера в крайнем случае. Так и отпустило бы…
Но ничего этого ему доступно не было, и он со всей яростью аскета обрушился на ничего не смеющих и не имеющих возразить Геринга, Гиммлера, Мильха, Бломберга и прочих. Он объяснил все, что о них думает, что они собой представляют с точки зрения главы государства, и окопного солдата тоже, какая судьба ждет каждого по отдельности и всех вместе, если они и впредь намерены таким вот образом
