сделать. Я ведь головой рискую.
– Он тоже.
Сара никогда не любила Салли – этот скользкий тип относился к ней свысока. Никаких сомнений у нее на его счет не было. Однако теперь выходило, что Сет ничуть не лучше, а может, даже хуже Салли.
– А если он первый тебя сдаст?
Об этом Сет как-то не подумал. Действительно, у Салли есть такая возможность. Не исключено, что именно сейчас он сливает всю информацию ФБР и Комиссии по ценным бумагам. А он может. Но Сет сам хотел это сделать. После консультации с Генри он уже принял решение. Трубить весь срок, все тридцать лет, он не собирался и готов был на все, лишь бы спасти свою задницу, даже на предательство. Сара прочитала это у него на лице и почувствовала отвращение – не потому, что Сет был готов сдать Салли, хотя тот, по ее мнению, этого заслуживал. Для Сета не существовало ничего святого. Ему не было жаль ни инвесторов, ни подельника, ни своей жены с детьми. Теперь Сара видела его насквозь и с ужасом ощутила весь кошмар своего положения.
– А ты как думаешь? – с тревогой спросил Сет, когда Пармани забрала детей мыться. До этого они разговаривали через голову Молли. Олли был еще совсем несмышленым.
– Не знаю.
По словам Генри, присутствие Сары на слушаниях дела и в суде имело большое значение. Это способствовало бы созданию впечатления его респектабельности.
– Ты будешь мне нужна во время судебного разбирательства, – честно признался Сет, – но еще больше потом. Я могу надолго исчезнуть. – Глаза Сары наполнились слезами. Она встала и отнесла детские тарелки в мойку. До этого она крепилась – не хотела, чтобы дети или даже Сет видели ее слезы. Сет подошел к ней. – Не бросай меня сейчас, Сара. Я тебя люблю. Ты моя жена. И не можешь бросить меня в беде. – В его голосе слышалась мольба.
– Что ж ты об этом не думал раньше? – прошептала Сара. Она стояла в своей кухне, такой красивой и уютной, кухне обожаемого ею дома, и по ее щекам текли слезы. Она оплакивала не потерю дома и безбедной жизни, ей было горько от того, что муж ее оказался продажным и безнравственным человеком. Он не задумываясь разрушил их будущее и теперь обращается к ней за поддержкой. Она, видите ли, нужна ему.
А нужен ли он ей? А как же дети? Вдруг он просидит все тридцать лет? Что тогда будет с детьми?
– Я же хотел обеспечить семью, – упавшим голосом оправдывался Сет. – Для тебя, Сара, и для них. – Он указал рукой наверх, на второй этаж, где находились дети. – Наверное, я был слишком нетерпелив, поэтому все испортил. – Он понурился. Но Сара понимала, что он старается вызвать жалость к себе. И это его стремление было тем же, что и готовность предать друга. Все остальное пусть горит синим пламенем.
– Ты хотел всего добиться с помощью обмана. Это совсем другое, – напомнила Сара. – И вовсе не семья была для тебя главным. Главным был ты сам: Тебе хотелось почувствовать себя победителем во что бы то ни стало, даже в ущерб своим детям. Если ты отправишься за решетку на тридцать лет, они вырастут без тебя. Лишь изредка будут видеть тебя во время свиданий. Как если бы ты умер. – Боль и страх Сары сменились гневом.
– Нет уж, спасибо, – сказал Сет, и в его глазах вдруг мелькнуло что-то отталкивающее. – На это не рассчитывай. Не дождешься. Все свои денежки до последнего пенни я потрачу на лучших адвокатов, которых только смогу найти, и если потребуется, буду целую вечность подавать апелляции. – Однако они оба знали, что расплаты не миновать и последнее преступление выведет следствие на все остальные их с Салли махинации. Сара чувствовала, как Сет стремительно тянет ее на дно за собой, и решила во что бы то ни стало не дать ему погубить себя с детьми. – А как же клятва «хранить верность в счастье и в несчастье»?
– Вряд ли в клятве под несчастьем подразумевались мошенничество с ценными бумагами и тридцатилетний срок, – дрожащим голосом ответила Сара.
– Речь шла о том, чтобы поддерживать мужа, когда тот по уши в дерьме. Я строил для нашей семьи светлое будущее, Сара. Безоблачное будущее. Ведь мы жили «в счастье», и ты не жаловалась, когда я купил этот особняк и дал тебе возможность забить его предметами искусства и антиквариатом, когда я заваливал тебя драгоценностями и дорогими шмотками, когда приобрел дом на Тахо и самолет, ты тоже не протестовала. Не возмущалась, не говорила, что это слишком.
Сара ушам своим не верила: неужели это Сет говорит ей? К горлу подкатила тошнота.
– Я же говорила, что меня беспокоят такие траты, – напомнила она. – Все это появилось так быстро, я оглянуться не успела. – Теперь она знала, каким образом. Все это было приобретено на нечестно добытые деньги. Сет обманом заставил инвесторов поверить, что имеет больше, чем на самом деле, и они с риском для себя вкладывали деньги в его фонд. Насколько Сара понимала, кое-что из этого оседало в карманах у Сета. Эта догадка осенила Сару внезапно, и это было очень похоже на правду. В своем стяжательстве Сет ни перед чем не останавливался, и теперь его ждало неотвратимое падение на самое дно. И ее, возможно, тоже, после того как он разрушил их жизнь.
– Ты же ни от чего не отказывалась и не пыталась меня остановить, – упрекнул ее Сет.
Сара посмотрела ему прямо в глаза.
– А я могла остановить тебя? Вряд ли. Тобой всегда руководили жадность и амбиции. Ты перешел все границы, а в итоге пострадали мы все.
– Но в тюрьме-то сидеть мне, а не тебе.
– А на что ты надеялся, когда влезал в это дерьмо? Ты не герой, Сет, а самый настоящий мошенник.
Сара снова заплакала, и Сет вихрем вылетел из кухни, громко хлопнув дверью. Он не желал ничего слушать. Он только хотел увериться, что она, что бы ни случилось, останется при нем. Но просил слишком многого, чувствуя, что заслуживает наказания.
Ночь была длинная и мучительная для обоих. Сет просидел в кабинете до четырех утра. Сара ночевала в комнате для гостей. В пять часов Сет наконец пошел в спальню, лег на кровать и проспал до полудня. А когда встал, пришла пора готовиться к встрече с представителями ФБР. Сара повела детей гулять в парк. Машиной она еще не обзавелась, но в случае необходимости они ездили на допотопной «хонде» Пармани. Сара так отвратительно себя чувствовала, что была не в силах даже арендовать автомобиль. Сет никуда не выезжал – отсиживался дома. Скованный страхом, он не решался выйти на улицу.
Они возвращались из парка домой, когда Саре вдруг в голову пришла одна мысль. Она поручила детей Пармани и попросила ее одолжить машину, сославшись на срочную необходимость. Добрая непалка с радостью разрешила взять «хонду». Она чувствовала, что в семье хозяев стряслась какая-то беда, вот только не представляла какая, спросить же об этом не решалась. Может, Сет завел себе любовницу, гадала она, или просто в их отношениях наступил кризис. О том, что Сету могут предъявить обвинение и дать срок или что они могут остаться без дома, Пармани и помыслить не могла. Ведь они так молоды и так крепко стоят на ногах. Еще две недели назад Сара и сама так считала. И как быстро все изменилось. Молодые – да, но ни богатства, ни прочного положения после землетрясения, увы, не осталось. Впрочем, рано или поздно Сет все равно попался бы. Бесконечно скрывать такое невозможно. Разоблачение было неизбежно, просто она о его делах раньше ничего не знала.
Сев в машину Пармани, Сара направилась вниз с холма на север к Дивисадеро. На бульваре Марин свернула налево и мимо Крисси-Филд покатила в Пресидио. Она пробовала дозвониться до Мэгги по сотовому, но ее телефон был отключен. Так что Сара даже не знала, работает ли еще Мэгги в лазарете. Однако необходимо было с кем-нибудь поговорить, и никого более подходящего, кроме Мэгги, она не могла представить. Рассказать о несчастье, которое навлек на них Сет, родителям она не могла: с матерью случилась бы истерика, а отец возненавидел бы Сета. Если ее худшие опасения оправдаются, родители и без того очень скоро обо всем узнают из прессы. Пожалуй, их следует поставить в известность все-таки прежде, чем дело попадет на страницы газет. Но только не сейчас. Ей нужно срочно посоветоваться с рассудительным, здравомыслящим человеком, облегчить душу. Сердце подсказывало, что сестра Мэгги как раз подходящий вариант.
Сара остановилась перед лазаретом и, выйдя из маленькой обшарпанной «хонды», вошла внутрь. И почти сразу увидела Мэгги: та куда-то спешила со стопкой хирургических простыней и полотенец, из-за
