Скоро полночь. Том 1. Африка грёз и действительности

Немножко ближе — поиграть можно. От бильярда до блэк-джека. Допоздна задерживаться не советую, по ночам последнее время неспокойно стало. Особенно в темных переулках. Если желаете, могу в нужное время подъехать, куда скажете.

Значит, у Кирсанова даже экспромтом, без помощи господина Станиславского и гримеров его театра образ вышел убедительный. Почти без слов, только гримом и манерами сумел внушить опытному кебмену (зрителю искушенному) именно то, что и подразумевалось.

А что, верьте не верьте, но еще первый учитель Кирсанова, полковник Зубатов, настоятельно советовал сотрудникам ходить на спектакли в Художественный театр, а по возможности — сводить более близкое знакомство с господами актерами. Полезнейший круг общения. Во многих смыслах.

— Спасибо за совет, уважаемый. Не затрудняйтесь. Доберусь, не в первый раз. Джентльмен всегда должен иметь при себе револьвер, кастет и нож… Кстати, где здесь можно купить приличный револьвер?

Пусть и эта фраза запомнится кебмену, на всякий случай. Хороший, яркий, пахучий след для местной контрразведки. Если ей, конечно, нечем будет заниматься в ближайшие нелегкие дни.

«А заодно, – подумал он, – милейший извозчик вполне может работать и наводчиком. Бордели — показал где, игорные дома — тоже, осталось встретить ясной ноченькой подгулявшего дурака, да и пощупать перышком, где там у него селезенка. Ну и кошелек соответственно. Как будто мы на Хитровке не бывали…»

— Да тут совсем неподалеку. Подвезти?

— Я и сам дойду, если неподалеку. В какую сторону?

Оружейный магазин «О’Флайерти и K°» на самом деле был неплох, и Кирсанов довольно долго рассматривал выставленные в застекленных витринах и на открытых стендах револьверы, винтовки и ружья. На любой вкус и любой случай жизни. По ценам от очень высоких до совершенно бросовых. Соответственно назначению и качеству. Вот только карманных пистолетов типа знаменитого «браунинга» 1900 года, со сменным магазином, в продаже не имелось. Их время не пришло, хотя и оставался до появления этой модели всего лишь год.

Немного поболтав с приказчиком на общие темы, Павел выбрал себе с юности знакомый, фирменный «бульдог» сорок четвертого калибра, пятизарядный, мощный и достаточно портативный. Но карман сюртука револьвер все равно заметно оттягивал, и Кирсанов пожалел, что не озаботился запастись подмышечной кобурой. Ну да ладно, завтра у него будет все, что нужно, а сегодня уж как-нибудь.

Насвистывая мелодию неоднократно слышанной от Андрея Дмитриевича Новикова веселой песенки: «В Кейптаунском порту, с какао на борту, «Жанетта» поправляла такелаж…», Павел вышел на Марина- драйв, окинул ее взглядом из конца в конец.

Бульвар, показалось ему, был так себе, не хуже и не лучше тех, что приходилось видеть в приморских городах. Средненький. Французский в Одессе — точно красивее и романтичнее. Только романтика сейчас Павла Васильевича интересовала в последнюю очередь. Его интересовал мистер Роулз. Какой-то он чересчур хитрый и скользкий. Даже принимая во внимание должность. Ждать от него профессиональных пакостей — и к гадалке не ходи. Так и мы ж тут тоже… Не погулять вышли.

Пеленгатор показывал, что комиссар покинул, наконец, пределы порта и направляется от него влево и вверх. Судя по карте, которую Кирсанов запомнил в деталях, пути их вскоре должны пересечься.

Все правильно. В XIX и первой половине ХХ века присутственное время в учреждениях заканчивалось в четыре часа пополудни. Считалось, что засиживаться дольше — непродуктивно. И при Александре Первом так установилось, и при Сталине (официально), и во всех европейских странах тоже. В Латинской Америке вообще шабашили в час. Чтобы не переутомляться, если все равно незачем.

Роулз сейчас, судя по показаниям прибора, наверняка двигался в направлении собственной квартиры, или, скорее, собственного дома. Если он тут персона укорененная. А если командированный, то может проживать и в служебном помещении. Это несколько хуже. В таком случае он сейчас идет обедать в какой-нибудь ресторан. Или в клуб, соответствующий рангу и положению в обществе. Тогда встречу придется отложить на неопределенное время. До тех пор пока объект не окажется в одиночестве, в подходящем для приватного общения месте.

Так или иначе, встреча до исхода ночи состоится. Поговорить, как коллеге с коллегой, совершенно необходимо. Без такой беседы Кирсанов не сможет работать спокойно. К сожалению, итог товарищеской встречи может оказаться для одного из собеседников печальным. Для кого именно, Кирсанов не сомневался.

Подходя к перекрестку бульвара и Харбор-стрит, Павел издалека увидел знакомую фигуру. Комиссар шел не торопясь, заложив руки за спину, слегка наклонив голову, погруженный, очевидно, в связанные со службой мысли. Когда думают об обеде с хорошей порцией виски, девушках или предстоящей партии в бридж, держатся иначе.

Пешеходов на улице было не так уж много, но прибегать к филерским методам Кирсанову было незачем. Узнать его в нынешнем гриме было невозможно, слежки клиент не опасается, потеряться ему негде, даже без всякого маячка.

Не тот здесь город, и не та у Роулза квалификация.

Всего через десять минут комиссар остановился перед угловым двухэтажным зданием постройки примерно середины века. Явно казенного вида, что подтверждала и бронзовая табличка справа от входной двери. Что именно на ней написано, Кирсанов издали прочесть не мог, а доставать бинокль было бы неосмотрительно. Роулз словно бы колебался, зайти или продолжить свой путь. Наконец решился и вошел.

Дверь была незаперта, и привратника при ней не имелось. Это хорошо. Только возникает вопрос — где там, внутри, господина комиссара искать? Точнее — как? Здание имело по десять окон на каждом этаже по главному фасаду, по восемь — на боковом. Это — несколько десятков комнат, исходя из стандартной планировки подобных учреждений.

Поразмыслив, он избрал самое простое решение. Выждал некоторое время и решительным шагом пересек улицу.

На табличке значилось: «Королевское Управление по делам финансов, налогов и таможенных сборов. Капская колония».

«Как раз то, что нужно, – подумал жандарм, – в таком заведении можно обратиться к первому встреченному чиновнику с вопросом, неважно каким, пусть и самым дурацким, с другими сюда и не приходят».

В просторном вестибюле за высоким шведским бюро, отделенным барьером желтого дерева, складывал в стопку многочисленные папки юный клерк в клетчатом пиджаке. На вид не слишком умный.

— Простите, сэр, простите, – обернулся клерк на стук дверной пружины. – На сегодня рабочее время закончилось. Уже никого нет. Приходите завтра в десять…

— Ох, как жаль, – изобразил искреннее разочарование Кирсанов, посмотрел на свой ручной хронометр. Демонстративно, чтобы клерк непременно увидел и оценил. – Я только сегодня приехал и вот — забыл перевести время. Да я лишь хотел спросить — принимаются ли к оплате, в связи с текущими обстоятельствами, казначейские обязательства корпорации «Де Бирс» перед Южно-Американским банком…

— Ничем не могу помочь, сэр, – с должным почтением ответил клерк, увидев, что имеет дело с весьма солидным джентльменом. – Никого из специалистов, ведающих данными вопросами, уже нет на месте. И, боюсь, вам с этим следует обращаться не к нам, а непосредственно в компанию или в «Сити банк».

Уметь направить разговор, каких бы тем он ни касался изначально, в желательное русло — один из первых уроков, который корнет Кирсанов усвоил, перейдя из гвардии в Отдельный корпус жандармов, – на специальных курсах Охранного управления.

— Как же нет на местах? – с выражением легкой степени идиотизма на лице спросил он. – Когда я только что видел, как один из важных ваших чиновников только что вошел сюда. Неужели он не сможет уделить несколько минут, чтобы ответить на мой вопрос? Вы знаете, – как можно доверительнее произнес