— Согласен с Игорем, – кивнул Левашов. – Мне со Скуратовым интересно будет поработать. Повысить квалификацию, – усмехнулся он. – Я бы начал с вызова сюда Удолина. А то и самому на Валгаллу нагрянуть как снег на голову. – Он подошел к иллюминатору, открыл, впуская в каюту свежий воздух. – И Урха нашего с ним свести, очную ставку с «пятерочным пленником» устроить. На нейтральной территории.
— Значит, возможность следующего удара прямо по «Валгалле» вы исключаете?
— Я бы ее не преувеличивал, – ответил Воронцов. – Могли бы — ударили. Только они о ней просто не знают. А точнее нам скоро парламентер расскажет.
— Так что, оставляем все, как есть? – спросил Андрей. Сам он давно склонился к этому решению, но хотел единогласия.
— С учетом высказанных предложений — выходит, что так, – подтвердил Шульгин. – Бежать куда- нибудь еще не имеет смысла. Кому очень захочется и окажется по силам — где угодно найдут. Замок — может? – повернулся он к Антону.
— До сих пор сам по себе, без моей помощи — не мог. Теперь — не знаю. Черт его знает, до каких степеней Арчибальд самоусовершенствовался…
— Этим мы с господином Скуратовым тоже займемся, – обнадежил Левашов. – Одним словом, работы всем хватит. Что-что, а скука и безделье нам не грозят.
— Вот и слава богу. По этому поводу допиваем совсем уже выдохшееся шампанское — и по койкам. Утренняя побудка и построение к подъему флага на сегодня отменяются. Только вот еще одно, – как бы невзначай вспомнил Воронцов вещь совершенно на общем фоне малозначащую. – Приблизительно в тринадцать ноль-ноль намечена встреча с английской крейсерской эскадрой, идущей для встречи конвоя с войсками из Бомбея. Сам конвой наш юный друг Белли, на днях произведенный мной в капитаны второго ранга, уже обезвредил. Без ненужного кровопролития загнал его на Мадагаскар, где славные британские солдаты найдут себе много интересных занятий. Закончив эту операцию, идет к нам и эскадре адмирала Балфура навстречу, горя желанием устроить просвещенным мореплавателям подобие Цусимы и даже хуже…
— Так и что? Эту баталию ты ж вместе с ним наверняка планировал? – Шульгин искренне не понял, к чему ведет Воронцов.
— Было дело, – согласился Дмитрий. – Но сейчас мне как-то расхотелось. Сколько можно…
— Не вижу затруднений. Не хочешь воевать, дай радио Владимиру, и уходим.
— Не все так просто. Не найдя конвоя в точке рандеву, Балфур непременно начнет его искать и найдет. Не слишком это трудно. Примет войско на палубу, доставит в Кейптаун. У Басманова дополнительные заботы возникнут. Там из Австралии пара дивизий подтянется, из метрополии, если мы невмешательством займемся…
— Слушай, у всех уже мозги не ворочаются, что ты опять загадки загадываешь?
— Прошу общей санкции, – официальным тоном заявил Воронцов, – в целях деморализации противника, а также руководствуясь идеалами гуманизма и непротивления злу насилием, вместо уничтожения эскадры артиллерийским боем организовать ее депортацию в любое время любой реальности по усмотрению высокого собрания…
Слова Дмитрия произвели впечатление. Сказанные нарочито казенным языком, они несли в себе не только прямой смысл. Крылось за ними что-то еще, не всем и не сразу понятное. Впрочем, давно известно, что длительное пребывание наедине с морем и самим собой весьма обостряет мыслительные способности.
— То есть — через СПВ? – уточнил Левашов.
— Как же еще? С «Призраком» получалось, почему с восемью крейсерами нельзя?
— Можно-то можно. Но это какой расход энергии. И расчеты нужно делать…
— А ты поспи часика четыре, за это время машина предварительно посчитает. Энергии хватит, это я гарантирую. Остальное за тобой. Эффектно может получиться… Не хуже, чем в самый первый раз, с «Мерседесом», – это он уже всех сразу обнадежил.
— Да кто бы спорил. – Шульгин быстро прокручивал в голове то, что не стал договаривать Воронцов. – Руки, значит, оставляем чистыми, англичане деморализованы и где-то даже ввергнуты в отчаяние. Человечество получает очередную загадку века — бесследное исчезновение могучей эскадры. Это вам не звено самолетов в Бермудском треугольнике!
— А мы — великолепную акцию прикрытия, – добавил Антон. – Ей-богу, здорово придумано. На фоне имевшего место плазменного взрыва почти тут же происходит сотрясение континуума, эквивалентное перемещению массы в полсотни тысяч тонн. На Таорэре слышно будет… Замок уж точно засечет. И вообразит, что мы опять куда-нибудь ушли. Вместе с «Валгаллой»…
— Легко. Шпионов у него здесь точно нет. И мы получаем несколько сравнительно спокойных дней, чтобы разобраться с более кардинальными вопросами…
— Без кардинальных нам никуда, – то ли в шутку, то ли всерьез бросил Ростокин, до сих пор так и не сумевший привыкнуть к некоторым аспектам своего нынешнего бытия. Оно и неудивительно: в круг «Братства» они с Аллой вошли намного позже всех остальных, да и здесь чаще держались несколько наособицу, многие заботы уроженцев середины ХХ века они просто не в состоянии были принять близко к сердцу.
— Что поделать, брат, что поделать. Закон природы, не знаю, кем сформулированный. По мере усложнения системы экспоненциально возрастает количество сбоев и неполадок в ее работе, – успокоил его Новиков.
— В теории. На практике еще хуже. Клаузевиц, вводя понятие «трение на войне», особо подчеркнул: к закономерным неполадкам в работе сложной системы непременно присоединяются случайности, которые заранее учесть невозможно, а также «туман войны», то есть непредсказуемость действий противника, как по причине разницы в стиле мышления, так и того, что он также подвержен воздействию собственного «трения», – академическим тоном продолжил Воронцов, будто выступая на семинаре перед курсантами ВВМУ имени Фрунзе.
— И вся высокая теория в итоге сводится к сермяжной истине: «Чем дальше в лес, тем больше дров», – подвел итог Шульгин.
На правом крыле верхнего мостика «Валгаллы» собрались все, включая Скуратова. Он благополучно проспал почти десять часов и только сейчас узнал от Игоря подробности минувшей бесконечной ночи. За завтраком перезнакомился с вновь появившимися «братьями и сестрами». Обе стороны проявили друг к другу вполне понятный интерес, вызванный, впрочем, разными причинами. Виктор для хозяев был прежде всего человеком, значительным именно в своей научной ипостаси, могущим принести практическую пользу как здесь, так и у себя дома. Личные качества пока отходили на второй план. Достаточно, что он друг Ростокина. Остальное будет видно в процессе.
Совсем не то у Скуратова. Эти люди его интриговали как раз
И он жадно, но стараясь не подавать вида, ловил каждое слово, жест, взгляд, мимику, стараясь составить собственное представление о каждом и о компании в целом как
Зато сейчас условия для исследования были идеальные. Пять женщин, связанных дружескими узами, давно не встречавшихся, в окружении своих мужчин, настолько привычных, что на них можно почти не обращать внимания, давали богатый экспериментальный материал.
Все они были красивы. Даже весьма эффектная, по меркам благополучного XXI века, Алла Одинцова- Варашди ничем на их фоне не выделялась. Скорее — кое в чем и проигрывала. Особенно Ирине и Ларисе. Кроме идеальных фигур и безупречно изваянных лиц (очень разных, но одинаково
