Скоро полночь. Том 2. Всем смертям назло

XIX века, и возраст их колебался между пятьюдесятью и шестьюдесятью годами. Только один был явно из XVIII, и помоложе — около сорока. Очень возможно, погиб на гильотине в известной эпохе террора.

Постепенно, на морозе и ветерке, они приходили в норму и шевелиться начинали активнее, чем сонные осенние мухи.

Что следовало поставить в зачет профессору: в комнаты хозяев он своих соратников не пустил. Ночевали все в двух гостевых комнатах, остальные помещения сохранились в исходном состоянии. Замки не тронуты ни механикой, ни магией.

Кажется, то, что получилось в итоге «большой приборки», понравилось и самому Константину Васильевичу, и его сообществу. Конечно, будь тут Воронцов, он нашел бы, к чему придраться, а на обычный взгляд — сойдет. Главное — книги из шкафов на растопку не пускали и с огнестрельной коллекцией не баловались.

— Теперь как, Константин, отпустим товарищей без опохмелки отдыхать до утра? — цинично поинтересовался Шульгин, построив публику, как в хорошо известном зрителям шестидесятых годов кинофильме «Напарник» (из серии «Операция „Ы“»). Его костюм, автомат, прочая боевая сбруя, а особенно лицо производили впечатление. Как на рядовых солдат крутой майор, перед строем матерящий до того всесильного старшего лейтенанта. Здесь — «Кандидат в Держатели» решил показать настолько же низшим по разряду магам, что почем и кто чего стоит.

Они это чувствовали. Каждый умел многое, но не обладал подавляющей силой воли. Если бы обладал — сумел бы в свое время нагнуть князька, герцога или простого владельца финансовой империи, чтобы те ему прислуживали, а не наоборот. И избегнуть многих бытовых неудобств.

Лица у всех были достаточно умные, взгляды — просветленные (невзирая на остатки алкогольного тумана), но сильного человека среди них ни Шульгин, ни Новиков не видели. В ином случае и разговор пошел бы по-другому.

— Я бы так сказал, — осторожно ответил Удолин. — Похмелиться им надо…

Шульгин снова постучал пальцами по ствольной коробке автомата. Привычка такая.

— По сто пятьдесят грамм из ваших рук, — уточнил профессор, — и завтра с утра они будут полностью готовы к работе. Без всяких глупостей.

— Принимается, — кивнул Шульгин. — По сто грамм, и чтобы я никого из них до утра не видел…

Чтобы окончательно устранить из дома посторонние запахи, в зале растопили камин, поверх поленьев бросили хорошую охапку веток местного аналога можжевельника. Пламя охватило сочные иголки, с треском рассыпая насыщенные эфирными маслами и фитонцидами искры.

— Не понравились вам мои сотрудники? — осторожно спросил Удолин, которого Шульгин в потребной ему винной порции ограничивать не собирался, зная его характер и привычки.

— Так вопрос не стоит, — ответил Новиков. — Дисциплинарная практика — это одно, практическая эффективность — несколько иное. Если они тут не зря проедались, никто сопутствующим моментам значения придавать не собирается. Что интересного сообщить можешь? Заодно и часы сверим. У вас сколько времени прошло?

— Две недели.

— У нас поменьше. Но с учетом тройного возмущения континуума — почти сходится. Итак, рассказывай. Подробно и точно, как ты умеешь, но на не имеющую отношения к делу лирику не отвлекаясь. Кстати, пленник где?

— Сидит в магически запечатанной камере, на чердаке, и медленно истаивает.

— Запытали вы его, что ли? — с оттенком сочувствия к дуггуру осведомился Шульгин.

— Как можно, Александр? Обращение исключительно вежливое, только на ментальном уровне. Мы не инквизиторы. Это просто свойство у них такое — поодиночке не выживают. Даже пищу не усваивают. Мыслефон им нужен, а, возможно, еще и обмен какими-то биологическими эманациями.

— Ты тоже не отвлекайся, — остановил Сашку Новиков. — Пусть все по порядку излагает.

Потребность и способность профессора облекать любую мысль в шлейф весьма далеко лежащих от основной темы ассоциаций, комментариев к собственным силлогизмам и внезапно рождающихся озарений были неистребимы. Потому его соратники давно уже научились автоматически вычленять значащие элементы из неудержимого потока сознания.

Команда некромантов (так и будем их называть, для удобства, хотя собственно некромантией профессионально занимались лишь двое) на самом деле было собрана Удолиным на территории Европы и России предыдущих полутора столетий, причем некоторые из них были уже не совсем живы, в широком смысле этого понятия. Однако приобщение к эфирным структурам и климат Валгаллы, в мистическом смысле отличающийся от земного, весьма способствовали их социализации и рематериализации.

— Лично наблюдали, — вставил Шульгин, чтобы в очередной раз вернуть Константина Васильевича ближе к теме.

Задача, поставленная Удолиным перед коллегами, была воспринята с энтузиазмом. Специалисты соскучились по настоящему делу, тем более — объект для изучения был представлен прелюбопытнейший.

— Поработали мы с ним очень тщательно, — с гордостью сообщил профессор. — Великолепный материал.

Душой дуггур, который, по терминологии Шатт-Урха, принадлежал к «полуразумным», конечно, не обладал, но его мозг и нервная система своего рода препарированию поддавались вполне. Особенно на базе информации, добытой в пещерах.

Команде исследователей, использовавшей самые разные методики, не имеющие ничего общего с научным материализмом, удалось дешифровать почти весь спектр мыслеобразов подопытного существа, плотно переплетенных с его не контролируемыми сознанием инстинктами.

— То есть, — с гордостью заявил Удолин, — мы как бы создали своего рода «словарь», достаточный, чтобы при определенных условиях общаться с представителями его вида «на равных». Это, без ложной скромности сказать, достижение, выходящее за пределы всего, ранее известного…

— Чего там, — подначил профессора Новиков. — В любой почти сказке упоминается о том, что люди умели разговаривать с лешими, кикиморами, прочей нечистью.

— Отнюдь, отнюдь, — возбудился Удолин. — В сказках, легендах, а также вполне достоверных эзотерических документах особо отмечается, что общение происходило, так или иначе, но на человеческом уровне. В пределах языка и менталитета. Вот если бы, скажем, Хома Брут обратился к тому же Вию адекватно, итог встречи мог быть совсем иным. Не так?

— Согласны. То есть ты хочешь сказать, что, вновь встретившись с дуггурами этого вида, сумеешь говорить с ними «как свой»?

— Более того, при определенных условиях они не смогут меня отличить от своего. Тот самый случай, когда внешние физические признаки отступают на второй, третий и так далее планы.

— Лихо! — только и сказал Шульгин.

— К сожалению, наши достижения этим и ограничиваются. Более разумные представители их расы используют другие способы коммуникации. У них четко выстроенная иерархия. Вертикальная и горизонтальная. Я почти уверен, что сумею не то чтобы общаться, но руководить монстрами и менее гуманоидными обитателями их мира. Прикинуться, на какое-то время, членом или руководителем «пятисоставной» личности. Не так уж это сложно, раз нам известна сфера их компетенции, род занятий и образ «мыслей»…

— Это уже интересней, — Новикову надоело сидеть, он встал, пошевелил кочергой в камине, подкинул несколько поленьев. — Насчет образа мыслей. Развей поотчетливее. Раз уж ты в него проник…