жил.
– Я должна тебе кое-что сказать, – тихо произнесла Оливия, не зная, с чего начать. В голове вертелась только одна – ключевая – фраза ее тирады.
– Я уже это понял, – откликнулся ее муж, красивый и ухоженный, как никто из мужчин, которых она встречала в жизни.
У него были огромные голубые глаза и прямые светлые волосы, придававшие ему несколько мальчишеский вид. Широкоплечий, с узкой талией, он уселся в кресло и скрестил свои длинные ноги. Но Оливии он больше не казался привлекательным. Она знала.
насколько он эгоистичен, насколько занят собой и равнодушен к ней.
– Я ухожу, – просто сказала она. Вот оно! Все кончено. Все ушло.
– Куда уходишь? – удивленно переспросил он, даже не понимая, что она сказала. Через мгновение Энди улыбнулся. Это было вне его понимания и воображения.
– Я ухожу от тебя, – терпеливо повторила она, – как только мы вернемся в Вашингтон. Я больше не могу с тобой жить. Для этого-то я и уехала на несколько дней – мне нужно было все обдумать. Но теперь я уверена.
Ей хотелось испытывать сожаление по поводу того, что она ему говорила, но они оба понимали, что ничего подобного она не чувствует. И Энди тоже не испытывал ни малейшего сожаления – он просто был поражен.
– Ты не слишком удачно выбрала время, – грустно сказал он, не спрашивая ее, однако, почему она уходит.
Удачный момент мне не представится никогда. И вообще для подобного поступка выбрать подходящее время невозможно. Это как болезнь – никогда не приходит тогда, когда это удобно. – Она думала об Алексе, и Энди кивнул. Он прекрасно понимал, как больно ее это ударило. Но ведь прошло уже два года. Конечно, в каком-то смысле она никогда не оправится от этой трагедии. И их брак – тоже.
– А у тебя есть для этого какой-то особый повод? Тебя что-то раздражает?
Энди не осмеливался спросить Оливию, не появился ли у нее кто-нибудь. Хорошо зная ее – а он был уверен, что знает о ней все, – он чувствовал, что мужчина тут не замешан.
– Меня многое раздражает, Энди. И ты это прекрасно знаешь. – Они обменялись долгим взглядом. Никто из них не мог отрицать, что они стали друг другу посторонними людьми. Теперь она даже не могла точно сказать, какой он. – Я никогда не хотела быть женой политика и сказала тебе об этом, когда мы поженились.
– Я ничего не мог поделать, Оливия. Все меняется. Кто мог знать, что Тома убьют? Кто мог знать обо всем остальном? Мир не стоит на месте, и нужно встречать эти изменения с поднятой головой.
Я так и делала. Я всегда была с тобой, я участвовала в твоих кампаниях, делала все, что ты от меня ожидал, но мы уже давно не муж и жена, Энди, и ты это прекрасно знаешь. Ты уже много лет находился где-то далеко от меня. Я даже не знаю, что происходит у тебя в душе.
– Прости меня, – голосом, в котором звучали нотки искренности, сказал Энди. – Но я все равно хочу тебе сказать, что ты крайне неудачно выбрала время.
Он посмотрел на нее острым взглядом, и если бы Оливия знала, что скрывалось за ним, она бы непременно испугалась. Он отчаянно нуждался в своей жене и ни в коем случае не собирался ее отпускать.
– Знаешь, дело в том, что… Я собирался обсудить это с тобой, но вплоть до последней недели не был уверен, что решусь на этот поступок. – Оливия понимала: что бы он там себе ни решал, она в этом процессе никакого участия не принимала. – Я хотел, чтобы ты узнала об этом в числе первых, Оливия. – «В числе первых», но не первой – в этом-то и была вся трагедия их брака. – В следующем году я намерен баллотироваться в президенты. Для меня это значит все. И для того чтобы выиграть, мне нужна твоя помощь.
Оливия остолбенела, словно он ударил ее бейсбольной клюшкой. Большей боли он причинить ей не мог. Нельзя сказать, чтобы такой шаг был для нее неожиданным – нет, она прекрасно сознавала, что это возможно, – но теперь это стало реальностью, и тот тон, которым Энди объявил о своем решении, сделал его заявление похожим на разорвавшуюся бомбу. Теперь она плохо представляла себе, что ей делать.
– Я много думал об этом, прекрасно зная, как ты относишься к политическим кампаниям. Но мне кажется, что в том, чтобы быть первой леди, есть даже что-то привлекательное. – Он произнес эти слова со слабой улыбкой, словно желая подбодрить ее, но каменное лицо Оливии не дрогнуло. Она пришла в ужас. Меньше всего на свете, ей хотелось быть первой леди.
– Мне это совсем не кажется привлекательным, – дрожа ответила она.
– А мне – да! – отрезал он. Это было единственное, что было для него важно, а вовсе не она и не их брак. – И без тебя я этого сделать не смогу. Разошедшегося с женой президента быть не может, а тем более разведенного. Это, я надеюсь, для тебя не новость?
Да, Оливия не была новичком в политике и знала все эти тонкости с детства. Энди смотрел на нее не отрываясь. Если уж на то пошло, нужно было использовать эту ситуацию на все сто процентов. Он не пытался убедить ее в том, что все еще любит ее. Оливия была для этого слишком умна, да и пропасть между ними за последние годы стала непреодолимой, и оба это понимали.
– Давай-ка сделаем вот что, – задумчиво произнес он. – Это не слишком романтичная идея, но, может быть, нас обоих это устроит. Ты мне нужна. Говоря практически – на ближайшие пять лет. Год на кампанию и еще четыре – на мой первый срок. После этого либо все уладится, либо страна привыкнет к нашей ситуации. Может быть, настало время понять, что президент тоже человек. Взгляни, что творят принц Чарльз и леди Ди. Если Англия это пережила, то почему не переживет Америка?
В своих мечтаниях он уже был президентом, и люди должны были привыкнуть к нему, так же как и его жена.
– В любом случае, – продолжал он, обдумывая свои слова на ходу и стремясь сделать свою речь как можно убедительнее, – я говорю только о пяти годах. Ты еще очень молода, Оливия. Ты вполне можешь позволить это себе, и, кроме того, это даст тебе харизму, которой у тебя никогда не было. Люди будут
