форсированную войну на истощение. Даже при соотношении потерь два к одному (что невозможно в принципе) у англичан лётчики кончатся ещё быстрее, чем самолёты. Вследствие всего вышесказанного я расцениваю предположения генерала Хлебникова как чрезмерно… пессимистические.
Видно было по его лицу, что адмирал собирался употребить более выразительное слово, но сдержался.
Слово взял ожидавший своего момента генерал Агеев.
— Я буду сейчас говорить не как полководец, а как геополитик и военный футуролог, — при этих высокомудрых словах многие члены Совета поморщились, начали шептаться и пересмеиваться в кулак. — Мы смоделировали текущую ситуацию и пришли к выводу, что Коалиционная война против нас бывших союзников по ТАОС невозможна. Слишком разные у них интересы, военные и экономические возможности, да и с боевым духом… не очень. Я не могу себе представить причин, ради которых простые немцы или французы согласятся вести регулярную полевую войну против России. Ведь она будет означать многотысячные потери среди личного состава войск и мирного населения. Кто-нибудь из присутствующих, — председатель «Пересвета» посмотрел на заслуженных армейских генералов, как на группу призванных на сборы прапорщиков запаса, — может себе представить безвозвратные потери австрийской, скажем, армии, пожелавшей занять Галицию с последующей аннексией? Или японской, решившей наступать до Байкала хотя бы?
А без конкретных целей, сулящих экономическую выгоду и значимые территориальные приобретения, разве окажется сейчас кто-то способен повторить подвиги «героев» Соммы и Вердена[93]?
— В Мировую войну очень даже оказались, — возразил начальник Генштаба, — а тоже очень любили жизнь и рассчитывали вернуться домой живыми и здоровыми «до осеннего листопада». И целей, по большому счёту, никаких не было, особенно у рядовых солдат. Книги Ремарка перечитайте относительно мотиваций в той войне…
— С тех пор прошло почти сто лет, — ответил Агеев, — и европейцы научились ценить свою жизнь намного выше геополитических абстракций. Вы же, уважаемые, по давней традиции продолжаете готовиться к прошедшей войне. Я понимаю — многие хотели бы стяжать славу в новых грандиозных битвах, но увы. Скорее всего, исход весьма возможной, но пока ещё не неизбежной войны действительно решат авиация и флот, сухопутчикам придётся довольствоваться «боями местного значения» в ближнем приграничье. Возможны тактические воздушные десанты, едва ли выше полкового уровня. Зато диверсионно-партизанских операций будет много, очень много на всех наших проблемных территориях. Для врага это единственно возможная стратегия.
Разумеется, я согласен рассмотреть и вариант полномасштабного нападения на нас коалиции европейских держав всеми наличными силами, длительного приграничного сражения в двухсотвёрстном, как минимум, предполье, а затем и ответного контрнаступления с выходом к берегу Атлантики от Португалии до Норвегии…
Широкими взмахами указки Агеев изобразил эти давным-давно нарисованные на других картах стрелы и котлы окружений, но настолько быстро, что тот, кто не следил внимательно, мог ничего и не понять.
— Но тогда Генштабу следует представить план немедленного формирования не ста, а минимум пятисот дивизий и снабжения их всем штатным вооружением, что потребует немедленного, прямо с сегодняшнего дня, перевода всей промышленности на военные рельсы. Мои коллеги в ходе научных семинаров для тренировки посчитали, что наступательная операция Западного и Юго-Западного фронтов с занятием Парижа и выходом к Ла-Маншу потребует боеприпасов в три с половиной раза больше, чем их имеется сейчас в войсках и на всех базах хранения.
Названная мною операция достаточно сложна, но проработана нами вплоть до дивизионного уровня. Потребуется — уточним до батальонного. Однако столь же серьёзного подхода к проблеме, ради которой только и существуют армия и Генеральный штаб, мы здесь не услышали. Надо бы вначале определиться, собираемся мы капитулировать сразу, проигрывать войну на заранее оговоренных с противником условиях или всё же всерьёз воевать, до безоговорочной капитуляции противника на всех фронтах, а уже потом приступить к скрупулёзному планированию ведущих к той и другой цели мероприятий.
В голосе генерала звучала откровенная ирония.
Поднялся шум. Сухопутные генералы сочли себя задетыми. Мало того, что Агеев лётчик, совсем недавно получивший генерал-лейтенанта (то есть младше всех по производству), так ещё и руководитель «научного общества» каких-то там «ревнителей военной истории», слишком много о себе воображающий, всего лишь из-за того, что к нему благоволит Император. Большинство из присутствующих принадлежало к выдвиженцам ещё петроградской, «демократической» власти и очевидным образом не улавливало «новых веяний» и вытекающих из них последствий.
Император движением руки с папиросой привёл Совет к молчанию.
— Советую прислушаться к словам Алексея Михайловича. Во время польского мятежа, пока вы все пребывали в полной растерянности, аналитики «Пересвета» проявили и редкостную сообразительность, и великолепный уровень профессиональной подготовки. Слишком долго многие из господ генералов никак сообразить не могли — воевать ли вообще, а если и да, то на чьей стороне…
Эта полная яда фраза не касалась адмирала Гостева, его морские пехотинцы и боевые катера Балтфлота проявили себя на Висле и в Поморье самым лучшим образом.
Со стороны поведение Императора могло показаться весьма недальновидным: в преддверии большой войны стравливать между собой и восстанавливать против себя лично значительную часть высшего комсостава Империи… Николаю Второму разногласия с командующими фронтами и армиями обошлись в своё время очень дорого.
Правда, Олег — не Николай, да и генералы уже не те.
Поэтому ответом Императору было общее сумрачное молчание.
— Благодарю всех за проделанную работу, — Олег Константинович встал. — Подвожу итоги: новой Мировой войны в обозримом будущем я не вижу. Следовательно, ни о какой «мобилизации» и речи быть не может. Кадрированные соединения «второй очереди» должны быть приведены просто в
Этот намёк генералы тоже проглотили.
— Разве что необходимых офицеров-специалистов (число не ограничиваю) разрешаю призвать на двухмесячные, скажем, сборы, с присвоением очередных чинов. Отчего бы не порадовать заскучавших «на гражданке» людей? Им развлечение, службе польза. Но тренировать их как следует, от рассвета до заката, исходя из требований военного времени.
Помолчал, прошёлся вдоль стены.
— Но вот к чему извольте приготовиться, господа, — чтобы в момент объявления «реально угрожаемого периода» войска были готовы в течение суток занять рубежи обороны или атаки в пределах своих зон ответственности. Безусловно снабжённые всем необходимым, от патронов до сухарей и портянок, с развернутыми медпунктами, полевыми складами ГСМ и боепитания, безукоризненно работающей связью. Вот это и есть, и будет, пока я жив, главная обязанность военного министерства и Генерального штаба.
Знаете… — словно бы на лирику потянуло Государя, или просто он решил резкость своих слов шуткой смягчить. — Когда я ещё поручиком первый год служил, был у меня ротный фельдфебель, Величко Алексей Иванович, как сейчас помню. Добрейшей души человек и юморист, каких мало. Но у него на любое возражение, хоть нижних чинов, хоть младших офицеров, о сложности или невыполнимости задания всегда имелся один ответ: «Чтоб было!» Отворачивался и более ни в какие разговоры по означенной теме не вступал.
Собрание натянуто посмеялось. Намёк был ясен всем.
— Флоту приказываю — с сего числа ввести общую «готовность номер один». Главкому ВВС все оперативные вопросы, касающиеся совместных действий на морях, решать непосредственно с адмиралом Гостевым. Ответственность будете нести солидарную, я в тонкости характеров каждого вникать не
