Не бойся друзей. Том 1. Викторианские забавы «Хантер-клуба»

собираюсь. Ко мне любому из присутствующих разрешаю обращаться напрямую и в любое время. Только прошу помнить формулу — «Государево слово и дело»[94].

Спасибо, господа Совет[95], все свободны.

Избыточно популярной фразы: «А вас, такой-то и такой-то, я попрошу остаться», Император не произнёс. И без неё в царский рабочий кабинет через короткое время, покрутившись в буфетной, где генералы и адмиралы по традиции снимали напряжение после общения с Государем, без доклада вошли два генерала: Агеев и Чекменёв. Ближайшие доверенные лица, оба без соответствующего авторитету официального статуса, постоянно испытывающие друг к другу ревнивую настороженность, но последний десяток лет работающие в одной упряжке и на общую цель. Олег Константинович всё знал и понимал, его такое положение устраивало. Требовалось одно — опять, как в пятнадцатом-шестнадцатом веках, возрождая в освободившейся от ордынского влияния державе византийские порядки, чётко соблюдать «местничество» и «баланс интересов». И чины, и ордена оба генерала получали одновременно, границы власти каждого то расширялись, то сужались (по обстановке), но тоже соразмерно.

— Ну и как вам? — спросил Император, вытянувшись наконец в кресле, сняв ремень и портупею, расстегнув целых три верхние пуговицы кителя.

Чекменёв, что входило в его обязанности, извлёк из секретера походный погребец, поставил на стол полуштоф и чарки, разлил. Закуска тоже имелась чисто царская — чёрные сухари и солёные в бочке огурцы.

— Будет кому и над чем голову поломать, — сказал Агеев. — Война на носу, у Генштаба даже мобилизационного плана нет, а Верховный главнокомандующий всех со всеми старательно ссорит. Вот что по этому поводу тому же Уоллесу думать прикажете, со всеми его генералами?

— Только ты, Игорь, прямо сегодня толковую «утечку» организуй. Стенограмму — не надо, а так, «выбранные места из переписки с друзьями». Англичанам — одно, американцам — другое, «нейтралам» — третье. Не мне тебя учить. Пусть те, по ком петля плачет, напоследок перед хозяевами отличатся и свой кусок получат.

Император аппетитно хрустел сухарём. Вот надо же — бывали времена, когда в походах Олег по нескольку дней питался единственно сухарями и чаем из закопчённого на кострах котелка. И не приелись, наоборот.

— Уже распорядился, — ответил Чекменёв. — Всем интересно будет.

— Я не стал при всех говорить, — обратился Олег Константинович к Агееву, который со своими «пересветами» и разрабатывал «настоящий» план грядущей войны. — Но вы там включите в подлежащие разглашению документы: ихнее, мол, величество так и выразилось: «Немедленно, активно, от всей души поддаваться на любые возможные провокации. И посмотрим, у кого кишка крепче!» Пусть гадают, что за туз у меня в рукаве, раз я прямо-таки демонстративно нарываюсь.

— Изящно, — сказал генерал.

— Я бы сказал — «зверски тонко», — поддержал Чекменёв. — В близкой к нам реальности тогдашний диктатор требовал от своих войск прямо противоположного.

— Так я ведь не Сталин, — сообщил Император, — и цели у нас совсем другие. Вы мне давайте плесните быстренько по второй и расскажите, что у нас с настоящим «Мальтийским крестом» и с господином Катранджи делается.

Вот в этом и заключался стратегический замысел Императора Всероссийского, царя Польского, Великого князя Финляндского и прочая, и прочая, и прочая… Своим сухопутным генералам, за исключением гвардейских, лично отобранных и выпестованных, он не верил ни на грош. И правильно, в общем, делал.

Зато верил флоту и авиации. Отчего тайно поручил Ляхову любой ценой установить транспортную связь с «другой Россией», внешне имитируя весьма слабую заинтересованность в этой программе, даже среди ближайшего окружения. Да, такие эксперименты ведутся, но сами же видите, господа, — на уровне обычного флигель-адъютанта. На Запад если такая информация и просочится, то и интерес вызовет на соответствующем уровне.

Личная позиция Президента РФ его волновала не слишком. Всё равно в нужный момент тому придётся пойти на союз. Слишком велики его проблемы, личные и государственные. В нужный момент Олег их решит почти без всяких усилий. Но в преддверии грядущей войны, к которой он относился куда серьёзнее, чем демонстрировал на сегодняшнем Совете, и не только, ему требовались технические возможности Российской Федерации.

Олег Константинович умел изображать из себя когда простака, когда бурбона, когда Казанову, но на самом деле он был, пожалуй, единственным в конце XX и начале этого века настоящим великим политиком. Как минимум не уступавшим прочим знаменитостям, от Александра Третьего до Корнилова и Рузвельта. В соседней реальности можно было приравнять к нему Черчилля, моментами — Сталина. Он тщательно и с очевидной пользой проштудировал историю параллельного двадцатого века: барон Ферзен представил ему весьма грамотно составленную сводку как политико-экономического состояния, так и военного потенциала будущей «братской державы», а Ляхов доставил несколько солидных, лишённых политической конъюнктуры монографий по истории 1917–2000 годов.

Читая эти книги и документы, Император испытал много тоски, сожаления и обиды. Да за что же это России всё?! Слегка одумавшись, помолившись в собственной часовне, успокоился. «Коемуждо по делам его…» Ничто не потеряно и ничего не решено, пока он твёрдо держит власть в своих руках и помнит обо всех критических точках несбывшейся истории.

Зато он отдыхал душой за просмотром у себя в Берендеевке кинофильмов, подобранных для него Секондом, а точнее — Фёстом. Вадим сумел отобрать десяток-другой художественных и документальных картин, чтобы они произвели на Императора нужное впечатление, укрепили веру в то, что на той стороне живут настоящие русские люди, и, в случае чего, на них можно положиться, как на своих, а в критических ситуациях — и больше. Фильмы Фёст подбирал, разумеется, в достаточной степени пропагандистские, всякий арт-хаус, вроде «Летят журавли» или «Иваново детство», Императору смотреть совершенно незачем. Или — не сейчас. А вот «Живые и мёртвые», «Освобождение», «Битва за Москву», «Горячий снег», «На пути к Берлину», «Фронт без флангов» очень годились. Олег Константинович увидел, что такое — неизвестная в его мире «Великая Отечественная» и проникся как масштабом тогдашних сражений, так и тем, что совершенно неважно, за какую именно власть самоотверженно сражаются русские люди, если «переступил священные рубежи». Так вольно или невольно у создателей и актёров фильмов получилось. В любом месте можно было подставить вместо «За Родину, За Сталина» — «За Бога, царя и Отечество», и ничего бы, по сути, не изменилось.

Вообразить, что с этими солдатами способны воевать нынешние англичане или арабы, если уж тогдашние немцы не справились, — просто смешно.

Самое же главное — у той России даже сейчас есть оружие, позволяющее ей и в состоянии разброда и шатаний оставаться второй военной державой мира. А если исходить из теории «гарантированного взаимного уничтожения», то — одной из двух первых. Разумеется, о термоядерных бомбах, способных превращать в радиоактивную пыль миллионные города, Олег не хотел и думать. А вот другие, безвредные для мирного населения штучки ему очень нравились. Особенно в рассуждении конфликта с гордыми британцами. Противокорабельные ракеты! Их можно запускать и с самолётов, и с крейсеров, и с самых незначительных катеров. С подводных лодок — тоже. Забавно будет посмотреть на реакцию британского Адмиралтейства, да и всего остального мира, когда линкоры и авианосцы «Гранд Флита» накроют тучи даже самых примитивных и старых (для той реальности) «Аметистов» и «Термитов», не говоря о полуразумных и гиперзвуковых «Москитах», «Гранитах», «Базальтах» и прочих, а за подводными лодками начнут охотиться самонаводящиеся торпеды.

Против самолётов и вертолётов на сухопутье у братьев-славян имеются, кроме авиационных УРСов и НУРСов, ручные «Иглы» и «Стрелы», мобильные зенитные «С-300» и даже «С- 400», «Тунгуски» опять же. То есть войну, любую войну на этой Земле можно начать и закончить (на условиях даже и безоговорочной капитуляции), когда сочтёшь нужным.

При условии, конечно, что коллега-Президент поделится матчастью и специалистами.