могла бы сделать, но больше всего ей хотелось поскорее вернуться домой и хорошенько все обдумать.
Аллегра опять села в кресло и стала наблюдать рассвет. Думая о Брэндоне, она снова заплакала. В шесть утра, когда она наконец заняла место в самолете, в голове у нее был туман, ноги подкашивались. Кроме Аллегры, первым рейсом летели две семьи да еще несколько человек — судя по виду, бизнесмены. В субботу утром в аэропорту вообще было очень мало народу.
Стюардесса палила Аллегре еще чашку кофе и принесла поднос с завтраком, к которому она, обессиленная, даже не притронулась. Она провела в дороге почти двадцать часов и выглядела соответствующим образом. В десять минут восьмого она снова взяла такси в аэропорту — на этот раз в аэропорту Лос-Анджелеса. Это был уже третий аэропорт, где она побывала меньше чем за два дня.
Сказав таксисту адрес, Аллегра устало откинулась на спинку сиденья и положила голову на подголовник. Когда она открыла входную дверь и вошла в свой дом, часы показывали восемь. Меньше чем за неделю, пока ее не было дома, она успела влюбиться в человека, который живет в трех тысячах миль от нее, и обнаружить, что другой мужчина — тот, которому она хранила верность два года, ее обманывает. Это была тяжелая неделя, особенно нелегко далась ей прошлая ночь в Сан- Франциско.
Аллегра поставила чемодан на пол и огляделась. На письменном столе лежала стопка писем, которые сложила туда приходящая домработница. Кассета автоответчика была израсходована почти полностью. Аллегра нажала кнопку прослушивания. Сообщения были обычные: из химчистки — о том, что там не смогут отремонтировать пиджак; из прачечной — о том, что потерялась наволочка; из оздоровительного клуба — с предложением записаться на занятия; и из гаража, где она обычно покупала покрышки. Накануне звонила мать, чтобы узнать, придет ли она в субботу к ним на обед. Кармен оставила сообщение, что временно живет у друзей. Номер телефона, который она назвала, показался Аллегре знакомым, но она не могла вспомнить, чей он, к тому же Кармен произнесла его скороговоркой. Самым последним шло сообщение от Брэндона. Он передал, что улетает в Сан-Франциско повидаться с дочерьми. Процесс закончился раньше, чем они рассчитывали, и девочки очень просили их навестить. «Ты, наверное, устала в Нью-Йорке, и дома за неделю накопилось много дел, увидимся в воскресенье вечером, когда я вернусь».
Интересно, соизволит ли он позвонить еще раз или сочтет, что и этого достаточно? А может, рассчитывает на ее звонок?
Прямо сейчас она никому не собиралась звонить, тем более Брэндону. Ей хотелось побыть одной, зализать раны и решить, что делать дальше. Она пока еще не придумала, что и как скажет Брэндону, но его измена не вызывала ни малейших сомнений, и Аллегра не допускала мысли, что после всего этого их отношения могут продолжаться.
Она распаковала вещи, развесила одежду по шкафам. Затем заварила себе чай и поджарила пару тостов. Приняла душ, вымыла голову и постаралась привести себя в более или менее нормальное состояние. Но все это время ее не отпускала почти физическая боль в сердце. Как будто, когда она увидела бюстгальтер и прозрачную ночную рубашку подружки Брэндона, где-то глубоко внутри у нее что-то сломалось и теперь она испытывала от этого непроходящую боль.
В десять часов утра она позвонила родителям, но когда услышала от Саманты, что их нет дома, то испытала странное облегчение. Родители ушли в клуб играть в теннис. Аллегра сказала сестре, что у нее все в порядке, что она только недавно вернулась из Нью-Йорка и что у нее накопилось слишком много дел, поэтому она не сможет прийти в субботу на обед.
— Сэм, ты все передашь маме?
— Ладно, передам, — небрежно бросила сестра, и Аллегра забеспокоилась, узнает ли мать о ее звонке. Порой голова у Саманты бывала занята куда более важными вещами с ее точки зрения, например, предстоящей вечеринкой, мальчиками, походом по магазинам с подружками или еще чем-нибудь в этом роде.
— Так передашь? Не забудешь? Мама должна знать, почему я ей не перезвонила.
— Ба-а, послушайте, кто говорит — Мисс Важная Персона! Слушай, Элли, по-моему, ты ничего такого важного
не сказала.
— Может, для мамы это важно — в отличие от тебя.
— Ладно, сестренка, успокойся, передам я, что ты звонила. Кстати, как съездила? Купила что-нибудь в Нью-Йорке?
«Ну да, купила — книгу, написанную человеком, с которым я каталась на коньках», — подумала Аллегра.
— У меня не было времени ходить по магазинам.
— То-оска, так неинтересно.
— Кстати, это была не увеселительная поездка, я работала. — Но не только! — Как мама себя чувствует?
— Нормально, а что?
Саманта, кажется, удивилась вопросу Аллегры. Разве может быть что-то не в порядке? В семнадцать лег весь мир для нее был ограничен рамками ее собственных интересов, а родители пока стояли на последнем месте.
— Она не слишком расстраивается, что не получила премию?
— Да нет. — Сэм пожала плечами. — Она ничего такого не говорила, по-моему, ей все равно.
К сожалению, Саманта плохо знала свою мать. Блэр очень взыскательна к себе и другим, она во всем стремится к совершенству и, занимаясь каким-либо делом, не упускает из виду ни одной даже самой незначительной детали. Аллегра не сомневалась, что мать очень переживает из-за «Золотого глобуса», но гордость не позволяет ей сказать об этом вслух, а семнадцатилетняя Сэм, конечно, не догадывается о чувствах матери. Она учится в выпускном классе, и больше всего ее занимают магазины, первый опыт работы фотомоделью и предстоящее поступление в колледж.
— Скажи маме, что я позвоню, когда будет время, и папе передай привет. Я их обоих люблю.
— Может, записать все это дословно?
— Заткнись.
— Похоже, ты не в духе.
— Я всю ночь просидела в аэропорту. — Не говоря уже о том, что этой ночи предшествовало. Конечно, она не в настроении выслушивать всякую ерунду от семнадцатилетней девчонки.
— Ой, прости-и-и…
Аллегра решила, что с нее хватит.
— Всего хорошего, Сэм.
Повесив трубку, она немного подумала и позвонила Алану. Но у него дома к телефону никто не подошел. Жаль, ей так хотелось поговорить с ним. Алан никогда не жаловал Брэндона, но был справедлив. Кроме того, ей хотелось рассказать ему о Джеффе, узнать, не решит ли он, что она совсем рехнулась — влюбилась в полузнакомого мужчину.
К полудню Аллегра так вымоталась, что даже мысли стали путаться. Тогда она сдалась, отложила все дела и легла. Никто к ней не приходил, и телефон молчал. Брэндон так и не позвонил, даже не поинтересовался, как она долетела. Аллегра без помех проспала шесть часов и проснулась, когда на улице снова стемнело. Она открыла глаза с ощущением, будто ей на грудь давит груз весом в десять тысяч фунтов, а в желудке лежит булыжник. Она долго лежала на спине, глядя в потолок, и думала о произошедшем. Из глаз медленно потекли слезы, стекая по щекам на подушку. Предыдущая ночь была самой ужасной в ее жизни, а сейчас она не в силах придумать, что делать дальше. Не хотелось начинать все сначала, она больше никогда не сможет никому доверять. Даже Джефф — и тот, наверное, всего лишь один из многих, все они одинаковы. Она всегда выбирала и продолжает выбирать только таких мужчин, которые не способны дать ей счастье, которые избегают ее, причиняют ей страдания, а в конце концов и вовсе исчезают из ее жизни. Единственный мужчина, который никогда не заставит ее страдать и который никогда от нее не сбежит, — Саймон Стейнберг. Только ему она может доверять, только его можно любить. Аллегра была абсолютно уверена, что отец ее никогда не предаст.
Но сейчас ей предстояло иметь дело с Брэндоном. Все это было неимоверно тяжело. Если она посмотрит ему в глаза, когда он станет ей лгать, то возненавидит его еще сильнее.
Аллегра не помнила, когда ела в последний раз. Вернувшись домой, она не позавтракала — или не
