удобно.
Я пошутила, что не намереваюсь покидать страну, но Лена Россеус не уловила иронии.
Положив трубку, я оделась по погоде: в теплые брюки, кофту и куртку — и побежала к метро, проклиная себя за то, что забыла зонтик. В вагоне толпились промокшие пассажиры. От них пахло сыростью и разбитыми надеждами. Все они старались не смотреть друг другу в глаза.
На Хёторьет продавцы на рынке расхваливали свои товары, но тщетно. В такой ливень никого не привлекал виноград без косточек. Всем хватало хлопот с зонтиками, детьми и тяжелыми сумками. Офис «Энвии» располагался недалеко от рынка, и через несколько минут я уже была там, мокрая как мышь.
Я поднялась на лифте на шестой этаж, где меня встретила Эйра, пятидесятипятилетняя секретарша Мартина, по совместительству выполнявшая обязанности охранника. Эйра работала с Мартином уже много лет, и их невозможно было представить друг без друга. К тому же у Эйры было неплохое чувство юмора. Невысокая и крепко сбитая, она вызывала ассоциации с крепкой и добротной финской древесиной. Да и присущая ей привычка прямо говорить все, что она думает, тоже напоминала о чем-то простом и деревенском.
Эйра вышла замуж за шведа и переехала в Швецию почти сорок лет назад. Младшая из семи детей, она жила в деревушке на севере Финляндии. Будущего мужа Эйра встретила случайно на экзотическом сафари в финских лесах, которое устроила для своих сотрудников его фирма. Восемнадцатилетняя Эйра произвела на Нильса такое сильное впечатление, что он приехал к ней в отпуск и через пару недель сделал предложение.
«Он очень добрый», — говорила Эйра о муже таким тоном, словно он страдал от неизлечимой болезни, раздражающей его самого и окружающих. Она всегда писала его имя с маленькой буквы, а со временем Нильс и сам стал так делать.
Эйра встретила меня у лифта. Ее выкрашенные в черный цвет волосы были аккуратно уложены, пальцы унизаны кольцам, глаза блестели.
— Знаешь, Эрика, у меня есть сердце! — воскликнула она с сильным финским акцентом. Эйра никогда не тратила время на приветствия и прочие любезности. — Меня обследовали в больнице, и я видела его, Эрика, видела. Мой муж утверждает, что я бессердечная, он это тысячу лет твердит, проклятый старикан, но теперь у меня есть доказательство. Мне дали снимок, и я повесила его на дверцу холодильника. Теперь Нильс каждое утро видит, что сердце у меня есть.
Когда я была здесь в прошлый раз, Эйра рассказала мне, что у нее проблемы с легкими. То, что проблемы эти, скорее всего, связаны с тем, что она выкуривает по тридцать сигарет в день, ей и в голову не приходило. Она была твердо уверена, что раком заболевают только люди, бросившие курить. По ее мнению, табачный дым благотворно воздействует на организм и препятствует всякого рода опухолям. Эта теория не имела научного обоснования, но Эйра с азартом отстаивала ее.
Пока я стягивала мокрую куртку, она сообщила, что у Мартина кто-то из руководства, но он скоро освободится. Отлично зная мои вкусы, она предложила мне чашечку зеленого чая. После утреннего кофе с круассанами чай показался мне безвкусным. Как быстро меняются привычки!
В офисе было уютно. Эйра украсила его цветами и яркими картинами. На диване для посетителей лежали подушки, а на рабочем столе Эйры стояли фотографии двух главных сокровищ в ее жизни: собаки и единственного сына Роберта. Дополнить коллекцию фотографией Нильса ей и в голову не приходило. У обоих сокровищ Эйры были проблемы. С проблемами собаки Эйра справлялась: огромный лохматый пес, одним своим видом внушавший страх, до смерти боялся людей и только хозяйке позволял гладить себя.
С Робертом дело обстояло куда хуже. Этого милого застенчивого юношу я последний раз видела, когда ему было двадцать пять и жизнь еще обещала только успех. Он хорошо учился в школе, хотя характером пошел скорее в мягкотелого Нильса, чем в стойкую Эйру, и после гимназии собирался поехать на год в Австралию.
Но случилось так, что Роберт встретил Габриэллу, и все его планы пошли крахом. Габриэлла жила с матерью. Обе не работали по болезни. Как матери удалось убедить всех, что она не может работать, Эйра не знала, но Габриэлла последние два года страдала воспалением колена и исправно получала государственное пособие.
Роберт и Габриэлла начали встречаться, когда были в старшем классе гимназии. Закончив учебу с плохими оценками по всем предметам, Габриэлла так и не пошла работать. Роберт жил с родителями, иногда подрабатывал по мелочам и все свободное время проводил у своей безработной подружки. Увидев их однажды в городе, я прекрасно поняла, что имела в виду Эйра, называя Габриэллу «бесформенным мумитроллем». По словам Эйры, эти двое только и делали, что ели чипсы и играли в компьютерные игры.
Она ненавидела Габриэллу всем сердцем и столь же сильно презирала ее мать.
«Взгляни на меня, Эрика, — говорила Эйра. — Я тоже перенесла операцию и взяла отпуск по болезни (у нее были проблемы с позвоночником). Но едва высидела шесть недель дома. Мне нужно работать, чтобы хорошо себя чувствовать. А такие, как она, просто не желают работать. Клянусь тебе, Эрика, когда-нибудь я задушу ее и окажу тем самым большую услугу обществу».
Я допила чай и спросила, как дела у Роберта и Габриэллы. Лицо Эйры потемнело от ярости, и я испугалась за ее сердце.
— Я вчера встретила одного из приятелей Роберта с милой и доброй девушкой. Они рассказали, что оба работают и уже накопили денег на маленький домик за городом. Я привела их сыну в пример: мол, вот люди — работают и копят деньги на жилье. И знаешь, что он мне ответил? «У Габриэллы такие красивые волосы». И я заорала, что неважно, какие у нее волосы, важно то, что у нее внутри. Но у этой чертовки, похоже, аллергия не только на животных, траву, орехи и еще черт знает на что, но и на работу. Ей бы жить в теплице, чтобы все подносили на блюдечке.
Эйра кипела от негодования, и ее финский акцент усилился, так что я уже с трудом ее понимала. Слава богу, в этот момент распахнулась дверь кабинета Мартина, и оттуда вышел мужчина средних лет. Брюки без ремня висели на нем мешком, рубашка была засыпана перхотью. При всем при том он окинул меня похотливым взглядом. Мне стало настолько противно, что я даже с ним не поздоровалась. Он нарочно задел меня бедром, направляясь к двери. Мне показалось, будто я вляпалась во что-то омерзительное, и я посочувствовала его бедняге жене, которой приходится терпеть такое в постели. Выходя, это тип улыбнулся мне, обнажив желтые зубы. Меня чуть не вырвало, и я с силой рванула дверь, ведущую в кабинет Мартина.
Это помещение ничем не отличалось от того, где обитала Эйра. Скромная мебель и ничего личного — кроме фотографий на письменном столе. Я невольно взглянула туда. Одна фотография запечатлела его детей маленькими, когда еще ничто не предвещало кошмара, которым обернется их жизнь. Биргитта выглядела здоровой и счастливой, Мартин сидел с детьми на траве. При виде этой идиллической сценки я подумала: зачем Мартин каждый день мучает себя, глядя на нее. Ведь она постоянно напоминает о том, что все могло сложиться иначе. На втором снимке были только сыновья. Четырнадцатилетний Эрик смотрел в объектив настороженно, это выражение появилось у него после рождения младшего брата. Двенадцатилетний Арвид безмятежно улыбался. Глядя на него, трудно было поверить, что за этой безмятежной улыбкой таится необъяснимое желание причинять всем боль. Причем, совершив очередной жестокий поступок, Арвид улыбался еще лучезарнее.
Мартин проследил за моим взглядом, но промолчал. Сев в кресло, он указал мне на другое. Затем убрал со стола документы, которые, видимо, обсуждал с предыдущим посетителем.
— Правда, мерзкий тип этот Эйнар Сален? Ему подошло бы прозвище Сальный. Он один из моих шефов, пришел поинтересоваться, не слишком ли много у нас персонала. И намекнул, что пора «избавляться от излишков». Это же надо! Я понимаю, что в сложившейся экономической ситуации мы не можем оставить всех, но говорить о живых людях так, словно они собаки, которых решили усыпить, это уж слишком!
Мартин явно был в плохом настроении. Он немного выпустил пар, наградив Эйнара Салена метким прозвищем, но я видела, что этот визит его очень расстроил. Мартин был, как всегда, в модной светло- розовой рубашке, но волосы у него растрепались, и пряди падали на глаза. Даже его необыкновенный голос сегодня звучал как-то тускло. Я пробормотала что-то, соглашаясь, и это дало Мартину повод продолжить
