Сергей тоже сообщил мне о чем-то подобном. Я его даже обследовал, изучил биопотенциалы мозга и убедился, что источник его предчувствий и догадок кроется не в подсознании, то есть это не непроизвольные силлогизмы на базе имеющейся, но неотрефлексированной информации, а вот именно экстрасенсорика, сверхчувственное восприятие. Поскольку сигналы зарождались в ретикулярной формации и еще более глубинных структурах. Проще говоря, мозг Тарханова приобрел некие, ранее ему не свойственные возможности. Склонен предполагать, что это – последствия контакта с генератором Маштакова.
– Но теперь еще и я, и девушки тоже вступили с ним в контакт. Что из этого следует?
– Не знаю, – честно ответил Ляхов. – Возможно, и вы нечто интересное приобретете, а возможно, и нет, поскольку этот аппарат отличается от того, первоначального. Там все же был взрывной эффект, а переноса во времени и пространстве отнюдь не наблюдалось…
На этих словах Вадим на мгновение запнулся, поскольку отнюдь не был уверен, что дела обстоят именно так.
Но продолжил как ни в чем не бывало:
– Зато налицо другой феномен: мы с Сергеем подверглись эффекту «М» (по имени Маштакова, естественно) дважды, причем в разных вариантах. С чем я и связываю вот это проявление «дополнительной», или, если угодно, ложной, памяти. Появление воспоминаний о событиях, которые в реальности не произошли. То есть, опять-таки, это может быть просто обострение прогностических способностей на базе глубокого изучения истории в Академии. И почти с той же долей вероятности я могу вообразить, что это информация из некоего параллельного мира. Да что значит – некоего?! Мы же в нем еще полдня находились!
– Сложно, Вадим Петрович. Возможно, потому, что примешивается действие еще одного, вполне материального фактора.
– ?
Розенцвейг щелкнул пальцем по почти пустой бутылке.
– А-а… Тут спора нет. И правильнее всего и нам тоже ложиться спать, в надежде на правоту известной русской поговорки. Я сейчас пойду. Только не пытайтесь меня убедить, что вы такой наивный и неподготовленный. Ни за что не поверю, что специалист вашего уровня за тот срок, что прошел после изъятия Маштакова, не изучил все факты, теории и гипотезы, научные и псевдонаучные.
Так что не сочтите за обиду… В лучшем случае в вас говорит известная привычка: умеешь считать до десяти – остановись на семи. В худшем…
– Что же в худшем? Интересно бы услышать, что вы сейчас считаете худшим?
«Ну, сказать ему или не стоит? Что докажешь? Что сам даже и на десяти останавливаться не умеешь? А с другой стороны… Он вряд ли поверит, что, зная названный принцип, я тут же его нарушу, не будучи при этом в стельку пьяным. Так что же сказать, раз уж заболтался, одновременно правдоподобное и настолько глупое, чтобы снять вдруг возникшую у него тревогу? Значит, он боится, что я могу узнать правду? А какую?»
– Что вы знаете, как нам вернуться домой прямо сейчас, но почему-то это скрываете…
Розенцвейг рассмеялся самым искренним образом.
– Интересно, зачем бы мне это? Знаете, Вадим, вы еще над этой темой подумайте, а завтра мне выдадите очередной веер гипотез. У нас впереди, к сожалению, довольно много пустого времени. Надо же его чем-нибудь занимать…
Свет в окне их квартиры был уже погашен. Ляхов опять удивился, как быстро бежит время. На часы он не смотрел, но по положению луны догадался, что, пока он сидел с Тархановым и Розенцвейгом, прошло еще не меньше двух часов.
Ну и ну! Опять, наверное, флюктуации.
Он словно и забыл, что ровно так же бывало и в юности, когда только сядешь с друзьями за преферанс или начнешь обниматься с девушкой – и почти тут же за окнами светает…
Вадим вошел, начал раздеваться в прихожей. Услышал шлепки босых ног по деревянному полу.
Несмотря на почти полную темноту, совсем чуть-чуть рассеиваемую лунным светом из окна, фигура Майи на пороге комнаты обозначилась вполне отчетливо.
– Здорово напился? – без всяких эмоций, словно осведомляясь о погоде на улице, спросила она.
– Совсем нет. Без меня успели. А в одиночку я догонять не люблю…
– Тогда пойдем.
И тут же потащила Ляхова за руку в глубину квартиры, где ею уже была застелена свежим бельем широкая хозяйская постель.
Он давно уже знал, что для его подруги это дело было универсальным средством снятия стрессов и перевода в латентное состояние надоедливых проблем обыденной жизни.
На этот раз для восстановления душевного равновесия Майе потребовалось совсем немного времени, причем без всяких фантазий и изысков.
Скользнув под одеяло, она сильной рукой заставила его лечь рядом. Коснулась губами его щеки и уха.
– Я – никакая. Делай что хочешь…
И откинулась на спину, будто действительно совершенно обессилев. Странным образом это раззадорило Ляхова сильнее, чем эпизоды в прошлом, когда Майя, что называется, лезла на стенку от страсти.
Разумеется, совсем уж пассивной она не была, в момент кульминации и повскрикивала, и постонала, как водится, но негромко, не теряя головы.