Правда, в процессе этой подготовки Максим Бубнов, неожиданно ставший подполковником (да и не так уж неожиданно, если разобраться), не очень понимал, что от него хочет генерал: научного сопровождения проекта или чисто армейской работы.
Вначале Игорь Викторович лично убедился, что доктор-механик полностью освоил изготовленную аппаратуру и может обращаться с ней, как фельдфебель учебной команды с пулеметом системы «ДШК».[46]
Затем они отработали схему первого эксперимента, с выходом в иное время, кратковременное там пребывание и возврат. Одновременно следовало изучить возможность и степень воздействия «хрононавтов» на материальные объекты этого мира. Причем так, чтобы и результат получить, и не создать необратимых парадоксов.
По словам Чекменева, то есть по задаваемым им вопросам и высказываемым гипотезам, Бубнов сделал вывод, что у того имеется еще какой-то источник информации. Да и странно было бы…
Не тот человек генерал Чекменев. Наверняка нашел по своим каналам, в дебрях академических институтов или среди вольно практикующих физиков, фигуру если и не равновеликую Маштакову по степени таланта и безумия, то близко к ней стоящую.
Ну и тем лучше, не придется, в случае чего, принимать всю ответственность на себя.
Разумеется, последние три дня Максим выхода за пределы базы не имел и ни с кем не контактировал, кроме Чекменева, инженера Генриха, фамилия которого оставалась для него так же неизвестна, как его собственная до определенного времени – Ляхову, и выделенного в помощь техника-оператора. Только ли в помощь или для дополнительного надзора – Бубнов вникать не собирался.
Стиль заведения, знаете ли. Ни одного лишнего бита информации на сторону, за исключением абсолютного необходимого минимума.
На той же самой учебной базе Чекменев проводил последний инструктаж.
– Ну-с, Виктор Вениаминович, изобразите окончательный канал перехода, – холодным командирским голосом сказал генерал. – В рабочем варианте.
Максим и еще шестеро офицеров, отобранных для операции, были снаряжены отнюдь не как научная группа. Куда больше они напоминали отряд спецназа, отправляющийся для десантной выброски в район, откуда скоро возврата не ожидается.
Осенние камуфляжные костюмы, перетянутые ремнями, на которых с трудом помещались пистолетные кобуры, подсумки с патронами и гранатами, ножи, фляжки, за спинами ранцы со скатками плащ-палаток поверх, двое имели вдобавок полевые радиостанции, и все – новейшие штурмовые автоматы.
Одному Бубнову, по непонятной причине, выдали «ППД», зато с тремя круглыми дисками.
Может быть, и правильно. Если вдруг придется стрелять, во что Максим совершенно не верил, диска на дольше хватит. Все же семьдесят два патрона, а не тридцать.
Только инженер Генрих, которому поручено было контролировать процесс «изнутри», был одет в синий рабочий халат, из карманов которого торчали всякие пробники и тестеры. Максим на мгновение ему позавидовал. И тут же прогнал это недостойное чувство.
Совсем немного, и он увидит то, что недавно и представить было невозможно. Куда там поход на Южный полюс или к верховьям Амазонки, о которых маленький Максим мечтал в детстве, начитавшись книжек из тридцатитомной серии «Путешествия, открытия, исследования»!
– Пожалуйста. Сейчас сбоя не будет. Мамой клянусь! – Прожив полжизни на Кавказе, профессор в минуты волнения иногда срывался на принятый там стиль.
Маштаков в последний раз подкрутил верньеры, убедился, что известные стрелки циферблатов пришли в нужное положение, нажал стартовую кнопку.
– Вуаля! – провозгласил он, отчего-то по-французски. Наверное, для пущего эффекта.
Своим генератором профессор сейчас повторил то, что велел сделать в конце ХVIII века художник Венецианов, первый русский реалист. Живописуя трудовой процесс, происходящий внутри крестьянского гумна[47], он распорядился спилить его торцовую бревенчатую стену, чтобы не мешала видеть все так, как есть на самом деле, в режиме реального времени, в должной пропорции и перспективе.
Порядочный кусок стены дома исчез и здесь, но возникшая за проемом панорама ничуть не отличалась от той, что была видна за широким окном слегка правее.
Те же ели, то же голубое небо, на которое с запада наплывали сулящие дождь облака. С одним отличием – справа пейзаж отделялся от наблюдателей оконными стеклами, слева же пространство сливалось с интерьером комнаты непосредственно.
– Ну и?.. – скептически наклонил голову Чекменев.
– Можно входить. Это точно здесь.
– Здесь – это где?
– Да здесь, здесь, прямо на вашей даче, но одновременно и там. Пусть ребята войдут, сразу же установят станцию, пока мы их видим, и начинают искать товарищей…
Как только вот эта лампочка загорится, значит, двухсторонняя связь окончательная и постоянная. Как линия метро. Отсюда мы ее закроем, по некоторым причинам, но оттуда в любой момент можно открыть.
– Вот и покажи.
Чекменев отдал приказ своим штурмгвардейцам малоприметным движением бровей, но этого было достаточно.
Один шагнул за границу прохода, отбежал метров на десять, занял позицию для стрельбы с колена. Двое помогли оператору вынести туда аппарат, похожий на дивизионную радиостанцию большой мощности, и другой, поменьше, собственно маяк, пятый показал стволом автомата – «на выход» – Маштакову.
