Он в ужасе замер.
– Тебя изнасиловали?
Энн медленно покачала головой, не отрывая от него взгляда. Она должна все честно рассказать, чего бы это ей ни стоило.
– Я делала это, потому что ничего не соображала. И со всеми, мне кажется… Я почти ничего не помню. Я была в трансе и не знаю, что было наяву, а что во сне… Когда я была на пятом месяце беременности, родители вернули меня домой. И тринадцать месяцев назад родился ребенок. – Она понимала, что всю жизнь будет помнить дату его рождения, и сейчас могла сказать с точностью до дня: тринадцать месяцев и пять дней. – Но мои родители заставили отдать его в чужую семью. Это был мальчик. Я его даже не видела. Это я имела в виду под самым худшим, что мне пришлось пережить. – Она судорожно подбирала слова, чтобы передать свое состояние. – Это моя самая большая боль и ошибка. Никогда себе не прощу. Каждый день спрашиваю себя – где он, все ли с ним в порядке.
– Но ребенок сломал бы твою жизнь, дорогая. – Билл нежно погладил Энн по щеке. Ему было отчаянно жаль эту девушку и очень больно за нее. Она совсем не похожа не Гейл. Через какой ужас она прошла!
– Мои родители сказали то же самое, но это неправда.
– Ну, и что бы ты сейчас с ним делала?
– Заботилась бы о нем… Как всякая другая мать… – Глаза Энн наполнились слезами, и Билл привлек ее к себе. – Я ни за что не отдала бы его сама.
Он хотел было сказать, что когда-нибудь подарит ей другого ребенка, но промолчал: что может быть глупее таких слов? Тут они услышали, как Гейл открывает ключом дверь. Билл торопливо отодвинулся от Энн, взглянул в последний раз, прикоснулся к ней, сгорая от желания, и еще плотнее запахнул халат. Через минуту оба улыбались вошедшей Гейл.
Следующие два месяца Энн встречалась с ним везде, где только можно. Они просто говорили, гуляли, делились мыслями. Гейл ничего не знала, и Энн надеялась, что так и не узнает. Это была их тайна; оба понимали, что встречи надо прекратить, но остановиться не могли. Они нуждались друг в друге, очень нуждались. Билл доверял ей, их отношения были целомудренными, но сколько времени это могло продолжаться? Когда бабушка Гейл пригласила ее на рождественские каникулы, они придумали план: Энн скажет родителям, что поживет у Гейл и Билла, а сама все время до возвращения Гейл проведет с ним. Это будет почти как медовый месяц.
31
Луис уже давно догадалась, что происходит между ее подругой и парнем со второго этажа. Она не столько не одобряла эту связь, считая его слишком старым – двадцать четыре года! – сколько жалела, что теперь редко видит Ванессу. У нее, конечно, были свои друзья, к тому же она усиленно занималась: проекты, домашние задания, экзамены. Месяцы летели быстро, и трудно было поверить, что на носу рождественские каникулы. Стояла холодная морозная погода, и вскоре после Дня Благодарения выпал первый снег.
Ванесса, никогда прежде не видевшая снега, пришла в восторг. Они с Джейсоном играли в снежки в Риверсайд Парк. У них всегда было полно дел – «Метрополитен», Музей современного искусства, опера, балет, концерты в Карнеги Холл и всегда манящий Бродвей. Джейсон обожал культурные развлечения и всюду тащил с собой Ванессу. В кино они не ходили, смотрели только некоторые старые ленты на фестивале в Музее современного искусства. Он работал над диссертацией, а она готовилась к экзаменам. Ей нравились его серьезность, его строгость, он вообще ей нравился.
– Я буду скучать по тебе в каникулы. – Вэн лежала на диване с книгой и смотрела на него. В очках Джейсон казался ужасно серьезным, но, взглянув на нее, улыбнулся.
– А я думал, что ты мечтаешь вернуться в Целлулоидную Страну. – Так он называл Лос-Анджелес. – Будешь каждый день ходить в кино с друзьями, пожирать бутерброды, картофельные чипсы… – Все перечисленное было ужасным для него. – А потом снова вернешься ко мне.
Ванесса рассмеялась. Ничего себе представления о Лос-Анджелесе! Можно подумать, что там все только и носятся с гамбургерами, бутербродами и пиццей в руках, с бигуди на голове, танцуют рок и смотрят дрянные фильмы. Ей стало еще смешнее, когда она задумалась – а что бы он сказал о Вэл? Сестра снималась в очередном фильме ужасов, вся покрытая зеленой слизью. Вряд ли подобные картины отвечают его представлениям о хорошем кино.
Интересно было бы увидеть всех снова. Иногда Вэн думала, что Джейсон чересчур серьезен. Но ей было хорошо с ним, и она не кривила душой, когда говорила, что будет скучать по нему в каникулы.
– А ты что собираешься делать?
Он еще не решил. Вэн не сомневалась, что он тоже поедет домой, однако было не похоже, чтобы он туда стремился. Она давно обратила внимание, что родители никогда ему не звонили, да и он сам редко упоминал о них. Вэн тоже не часто звонила домой, но ощущала тесную связь с семьей. Она посмотрела на него – Джейсон улыбался, глядя ей в глаза. Во взгляде сквозила нежность, и стало так хорошо на душе. Она протянула к нему руку, он поцеловал узкую ладонь и задумчиво произнес:
– Знаешь, я тоже буду по тебе скучать.
– А когда-нибудь ты поедешь со мной в Калифорнию?
Вообще-то никто из них пока не был готов к этому. Джейсона смущала ее семья: перспектива предстать перед столь известными людьми ужасала его. Ей тоже было страшновато представить его домашним – это означало бы, что у них все серьезно, родители наверняка так подумают. Да и не стоит пороть горячку: может, это ничего не значащее любовное приключение. Вэн и не ждала от него ничего большего, по крайней мере, убеждала в этом себя.
– Я буду звонить тебе, Джейсон.
То же самое она повторила и в аэропорту двадцать третьего декабря. Джейсон решил остаться дома и поработать над диссертацией, а это означало, что он будет один на праздничные каникулы. Вэн заволновалась, но он успокоил ее, что все будет прекрасно, и тогда она пообещала звонить каждый день. Джейсон поцеловал ее крепким долгим поцелуем, и Вэн пошла к самолету.
Когда огромная серебряная птица взмыла в небо, он засунул руки глубоко в карманы, обернул шарф вокруг шеи и вышел на холод. Снова шел снег. Джейсон испугался. Как же сильно он влюбился! В их отношениях он хотел видеть очередную необременительную связь, к тому же очень удобную – с соседкой по
