юношеским увлечениям и пристрастиям? Тем более что псевдонимы эти использовались им не просто так, не от фонаря, а исключительно в случаях, когда очередная роль требовала психологического, а то и портретного сходства с названными персонажами. Нет нужды упоминать, что он в совершенстве владел родными языками персон, за которых себя выдавал.
Со дня, когда по совершенно неотложной необходимости организационно оформился «Чрезвычайный комитет Службы охраны реальности»[89], Шульгин, в качестве одного из триумвиров, обосновался в Лондоне 1924 года. Там, где ткань реальности по стечению ряда причин выглядела опасно подгнившей. Расползалась, проще сказать, как старое рядно, и сквозь прорехи проглядывали иные, тоже не слишком прочные миры.
Работа, которую он сам себе определил, казалась не такой уж сложной. «Поддержание максимально возможной стабильности, недопущение парадоксов и артефактов в пределах реальностей, доступных наблюдению и воздействию. Пресечение противоречащей этим целям деятельности как остальных членов СОР, так и прочих, естественных и потусторонних субъектов и сил ныне протекающего исторического процесса». Так значилось в секретной «Декларации о намерениях», принятой узким кружком «посвященных», объявившим себя «Чрезвычайным комитетом» (далее – ЧК) в рамках гораздо более многочисленной Службы.
Сама эта Декларация отнюдь не была направлена против кого-либо из близких соратников и не предполагала умаления их законных прав и интересов. Просто исторический опыт свидетельствовал, что никакое серьезное, тем более смертельно опасное дело невозможно в условиях непосредственной демократии. Всегда должен быть некто, способный в критический момент незамедлительно принять решительные, не подлежащие обсуждению меры.
Ну а триумвират – тоже испытанная временем форма предотвращения единоличной диктатуры. Особенно в том случае, если никто из триумвиров не преследует личных, своекорыстных целей.
И работал сэр Говард (он же – Ричард), нужно сказать, успешно.
Как и предполагалось, он сравнительно легко (с точки зрения своих реальных возможностей) сумел внедриться в организацию, именовавшуюся Системой, которая даже не осознанно, а на уровне некоего коллективного подсознательного стремилась к строго противоположным целям.
Ее членам представлялось жизненно необходимым любыми способами сокрушить то мироустройство, что сформировалось на Земле после тысяча девятьсот двадцатого года. Ненормальное, неестественное с точки зрения предыдущей двухсотлетней истории, всей логики исторического материализма. И в качестве программы-максимум замкнуть на себя контуры управления тогдашним цивилизованным миром. Этакий прообраз гипотетической Мировой закулисы.
Работу сэра Говарда или Ричарда сильно облегчало то, что, являясь одновременно влиятельным членом клуба Старых империалистов, не желающих допустить, чтобы роль вершителя мировой политики перешла от Альбиона к выскочкам-транснационалам, он мог координировать действия обеих своих ипостасей таким образом, что усилия одной организации вполне успешно нейтрализовались действиями другой. И, наоборот, естественно.
Все это делало основную должность Александра Ивановича едва ли не синекурой. Лично для него индивидуальный риск всегда оставался минимальным, хотя и достаточным, чтобы держать себя в тонусе.
Подумаешь, постоянная возможность получить пулю в затылок или мину в автомобиль! Не зевай, и все будет в порядке.
Хуже другое – из-за некорректных, а то и злокозненных поступков других участников Большой игры (в которой реальности создавались и списывались в утиль с той же непринужденной легкостью, как дети разрушают песочные замки, чтобы тут же строить на их месте другие) ее правила становились все более расплывчатыми, а цена проигрыша – несоразмерной с возможным выигрышем.
Но в целом обстановка во всех подконтрольных Шульгину и ЧК мирах постепенно нормализовалась, и хотелось верить, что заключенный с Игроками договор о невмешательстве свою стабилизирующую роль сыграл.
И вдруг, примерно год назад (независимого времени), Шульгин уловил не просто дрожание мировой ткани, а прямо-таки беспорядочные ее рывки и толчки. Будто кто-то взялся вытряхивать пыль из ветхого одеяла. Такие вещи он умел чувствовать, примерно как собаки и кошки приближающееся землетрясение. Отчего и был избран на должность смотрящего.
Вопреки всем предостережениям и зарокам он отважился, никого не поставив в известность, вновь погрузиться в Великую сеть. Невзирая на двадцатипятипроцентную вероятность, никогда больше оттуда не вынырнуть. По крайней мере – здесь, в том пузырьке континуума, который согласился считать окончательным местом своего обитания.
Увиденное его поразило.
Если в прошлый раз найденный Узел показал ему сложную, но по-своему логичную схему соотношения подлинных и псевдореальностей, перемычек и средостений между ними, то сейчас проекция выглядела на порядок сложнее. Однако способность ориентироваться в символах, графических и цветовых условных знаках Шульгин не утратил. Может быть, она даже несколько обострилась.
Главным было вот что. Неизвестно откуда взявшаяся, жирно окрашенная в неприятно инфралиловый цвет веретенообразная туманность одним своим полюсом наложилась на Главную последовательность в районе 2004 года, другим дотянулась до 2055-го, на параллельном Оптимуме, как раз туда, где обосновалось их убежище, Форт Росс-3. Расплывчатые псевдоподии расползлись по всему объему Гиперкуба, которому принадлежал Узел. Словно бы срез раковой опухоли под микроскопом на занятиях по патологической анатомии.
И, как и в прошлый раз, неким сверхзнанием Шульгин легко понимал суть происходящего.
Если теперь суметь выскочить из горизонтов Гиперсети, да еще и сохранить память, он будет знать, что делать. И может быть, проблему в этот раз удастся решить радикально.
…Выбрался, память сохранил и немедленно созвал экстренное совещание триумвирата. Всех четверых. Такая вот получилась незатейливая реплика к известному знатокам произведению. А что поделать, если
