— Почему не хочешь?
— Потому что я боюсь… Еще заразишься от тебя. У тебя вся тряпочка грязная. Там этих зверушек… микробов… там микробов у тебя много.
— Вот глупая! Это ведь не заразное.
Но девочка откидывается назад всем своим тельцем.
— А тебе больно? Очень?
Мальчик пренебрежительно пожимает плечами.
— Жжет только очень. Вон какая рана большая, вон какая…
Двумя пальчиками, осторожно, девочка берет его за больную руку — ей и хочется посмотреть и боязно.
— А эта большая булавка, она у тебя прямо в ручку воткнута?
Мальчик гордо выпячивает грудь и вдохновенно сочиняет:
— Да. А знаешь как больно-то! Вот ты не хочешь меня держать, а тогда мне придется руку в воду совать и еще больнее будет, и все из-за тебя — я все равно кораблик достану. Значит, не хочешь держать?
Девочка раздумывает, не спуская глаз с завязанной руки, и забавно морщит носик-пуговку.
— Нет, не хочу.
— Ну ладно.
Мальчик делает вид, будто сует больную руку в воду.
— Злой какой, нехороший!
Но он вовсе не злой. Увидев, что его подружка вот-вот расплачется, он встает.
— Тогда я ногой его пригоню. Смотри.
Он носит на босу ногу огромные кожаные полуботинки, которые от времени задубели. При ходьбе они больно натирают кожу, и худенькую лодыжку опоясывает кроваво-красная полоска. Окунув ногу в воду, мальчик ощупывает половицу, стараясь найти затонувший в луже «кораблик».
— Ой, какая холодная! Так еще хуже, у меня теперь башмаки мокрые будут. Давай возьмем что- нибудь другое.
— Ты, когда вырастешь, кем будешь — докером или моряком?
Он пожимает плечами.
— Доктором буду. Знаешь, кто такой доктор? Он людей лечит, чтобы они не умирали…
— А в кого бомба попала, тех доктор все равно не вылечит…
— Смотри, смотри, гидропланчик. Сам сюда к нам приплыл.
По желобку течет уже настоящий ручей и приносит две перекрещенные спички.
— А вот это будет, знаешь что? База для подводных лодок.
Мальчик ставит в воду низенькую скамеечку. Вода послушно проносит под ней спички.
— Видишь, видишь!
Девочка смеется и хлопает в ладоши.
— Сколько воды стало!
— Это же прилив, не понимаешь?
Он радуется своей выдумке.
Большая капля падает прямо на «гидроплан», благополучно миновавший «базу», и спички расплываются в разные стороны.
— Гляди, теперь и у нас дождь идет.
— Жалко, что ветра здесь нет. А то бы мы могли кораблик с парусом сделать, верно?
Напружив щеки, он изо всех сил дует на спички.
— Давай их кочергой зацепим.
Оба поворачиваются к печке, ища глазами кочергу.
И тут только дети понимают, что произошло.
— Воды-то, воды сколько! Весь дом сейчас затопит.
Вода, журча, по-прежнему течет из коридора и расплывается лужей в углу кухни, где прогнила и осела половица. Но теперь уже капает и сверху, вода пробивается между почерневших досок потолка. Крупные капли падают часто-часто, словно с листьев дерева, когда тряхнешь его после ливня. Кажется, что дождь, так упрямо стучащий в окно, незаметно просачивается сквозь стекло прямо на подоконник, где подмокли клубок ниток и краюшка черствого хлеба, которую перед уходом положила сюда мама.
— Смотри, везде вода!
Тяжелые серые капли одна за другой взбухают на потолке, как раз над большой клеткой, подвешенной высоко возле окна, на мгновение повисают в воздухе и со звоном падают на вогнутое дно клетки.
— А где твоя птичка? — вдруг спрашивает девочка. — Она тоже утонула? Почему ее не видно? Почему она не говорит?
— Ее теперь у нас нету.
Мальчик склоняет голову и густо краснеет.
— Где же она?
Он не подымает глаз и пытается улыбнуться, но губы его жалобно кривятся, на глаза навертываются слезинки и тут же исчезают, как будто лопаются хрупкие стеклянные шарики.
— Ты ей больно сделал, да?
— Отстань от меня.
Мальчик поворачивается к своей подружке спиной.
Тоненькая струйка, извиваясь, торопливо ползет по проводу, а затем сбегает по электрической лампочке без абажура.
И вдруг лужа разливается по всему полу, словно рядом, в коридоре, опрокинули бак с водой, и в ту же минуту резкий порыв ветра, как штормовая волна, обрушивается на барак.
Дети пугаются.
— Мари!
— Мама!
Слышно, как за перегородкой с грохотом передвигают стулья, кровать, но вдруг шум стихает. В комнату вбежала женщина, волоча размокшие тяжелые шлепанцы. Она скручивает жгутом рваный черный фартук, и вода из него брызжет во все стороны. На ходу женщина быстро вытирает покрасневшие руки, закрытые до локтя рукавами старенького свитера. Глаза у нее большие, такие, какие нравятся детям, а над бровями, несмотря на холод, блестят капельки пота.
— Боже ты мой, да здесь еще хуже, чем у нас!
— Это только сейчас так много воды натекло.
Пряди седеющих волос падают женщине на глаза, мешают ей. Она откидывает их назад, как откидывают небрежным движением горсть земли.
— А ну-ка, дети, сидите тут тихонько!
Она усаживает ребят рядышком на стол, в том углу, где еще сухо, затем проходит в коридор и выбегает на улицу, посмотреть, что там делается. Сразу же в комнату доносится ее голос:
— Леон, да вы с ума сошли, что ли? Значит, это вы гоните на нас воду!
Худощавый старик без шапки, подставив под дождь согнутую спину, борется с наводнением, — нагромоздив доски от сломанной тачки и кучу какого-то тряпья, он старается преградить путь воде, сбегающей из верхней части города сюда, к баракам. Очевидно, он решил устроить перед своей дверью запруду.
— Как так? Почему это из-за меня? — Старик возмущен. Подбородок у него трясется от холода, по лицу и коротко подстриженным седым волосам струится вода. — Не лезь, пожалуйста! По-твоему, значит, пускай нас затопит? Ты бы лучше сама за дело взялась.
— Злой вы старик! У нас и доски-то ни одной нет.
— А ты возьми у меня, я уже кончил работу! — Схватив доску, старик потащил ее к Мари.
— Вот они, бабы! Орут, орут, а почему — неизвестно. Ну-ка, посторонись. — Леон воткнул доску в грязь перед дверями. — Снимай живо фартук, сверни его потуже да заткни дыру, тогда не будет так течь! Я
