встретил другую женщину…
— Я никого не встретил, черт подери, Элла!
— Слушай, ты можешь видеться с кем захочешь. Я бы просто…
На поверхность моего сознания всплывает малоприятная мысль.
— Элла, ты пытаешься мне что-то сказать?
Она мило улыбается:
— Например, Уильям?
— Ты — у тебя — есть…
— Ты бы возражал?
Возражал? Разумеется, мать твою, я бы возражал! Меня никогда особенно не радовала мысль о том, что она спит с Джексоном, но было бы непорядочно с моей стороны заставлять ее отказываться исполнять супружеский долг. Мысль о том, что она трахается с кем-то третьим, вызывает у меня желание схватить ублюдка за глотку и затолкать туда его яйца.
— Как ты сказала, мы люди вольные, — сухо отвечаю я.
— Совершенно.
— Значит, ты бы не стала ревновать, если бы у меня появилась другая женщина?
Элла смотрит мне прямо в глаза.
— Вовсе нет.
— Ну и прекрасно.
— Да, прекрасно.
Я залпом опрокидываю порцию виски.
— Ну, тогда просто из любопытства: ты успела с кем-то переспать?
— Ни с кем особенным.
Я с трудом проглатываю виски, чуть не поперхнувшись, поскольку никак не ожидал от нее положительного ответа.
Мне хочется двинуть кулаком в стену. Вместо этого я выдавливаю непринужденную улыбку.
— И ты по-прежнему…
— Это было развлечение на ночь.
Встаю, наливаю себе еще выпить. Руки трясутся от едва сдерживаемой ярости. Не понимаю, что мне теперь делать с навалившейся информацией. Ревность разъедает меня точно кислота. Теперь, когда нет Джексона, мужики налетят на Эллу как пчелы на мед. Господи Боже мой! А я должен безропотно все принимать. Ведь я не могу предложить ей постоянства. Я не могу оставить Бэт. Я никогда не помыслил бы о подобном. Яснее ясного.
Забавно, но Элла — единственная женщина, с которой я спал в последние восемь лет. В отличие от большинства изменщиков я в самом деле не занимаюсь любовью с собственной женой.
Элла устраивается на диване, поджав ноги, и непринужденно продолжает:
— Итак, Уильям. Чье же тогда это белье? Уверена, хозяйка хотела бы получить его назад. Так неприятно терять один предмет из комплекта!
— Я сказал тебе, что не представляю… О черт!
— Уильям?
За спинкой дивана обнаруживаю нелепого вида рюкзачок со Спанч-Бобом. Я бы узнал его из тысячи. Каким-то образом она раздобыла ключ, явилась сюда тайком от меня — с этим ублюдком-хиппи — и резвилась с ним в черном белье! Я прикончу его. Я вырву его долбаную глотку!
— Кейт, — догадывается Элла.
Барабаню в дверь дочери.
— Кейт! К телефону!
Она не отвечает. После некоторых раздумий пробую повернуть дверную ручку. Заперто.
— Кейт! — Снова начинаю барабанить в дверь. — Это из Парижа! Ты подойдешь, или мне сказать…
Дверь открывается.
— Нет необходимости так кричать, — чопорно заявляет Кейт.
Потом перехватывает трубку и ждет. Я понимаю намек.
— Передай родителям Флер привет от меня.
Дверь захлопывается у меня перед носом. Очаровательно. И за эти манеры я плачу двадцать штук в год.
Топаю вниз, едва не спотыкаюсь о собаку, погруженный в размышления: что задумала моя дочь на этот раз? Эта Флер вечно втягивает мою дочь в неприятности. Отец Флер дипломат — работал во французском посольстве в Лондоне. Тогда-то они с Кейт и подружились. Флер пару лет училась в одной школе с Кейт. Прошлым летом, когда семья Флер вернулась в Париж, Кейт была в отчаянии, зато я, признаюсь, вздохнул с облегчением. Флер неважно влияла на мою дочь. Слишком уж шустрая. И взгляд у нее такой, что сбивает с толку: чересчур проницательный для семнадцатилетней девчонки.
Чем-то она напоминает Эллу. Видимо, все дело во французском влиянии.
Достаю из холодильника пару бифштексов и отодвигаю их подальше от Каннеля; кладу в лед бутылку белого вина. У Бэт сегодня занятие по живописи, Бен зависает со своими шикарными оксфордскими красотками, а Сэм в школьной турпоездке. Так что дома только мы с Кейт. Слава богу, она вышла из стадии вегетарианства. Надо же, сколько блюд можно приготовить из тофу.
Вдруг как раз сегодня я поговорю с ней как отец с дочерью. Больше нельзя откладывать. Прошла уже целая неделя, а я так и не спросил ее насчет чертова корсета. Бэт уверяла, что во всем разберется, но ведь Кейт и моя дочь. И я хочу быть в курсе всех событий ее жизни. Хочу дать ей почувствовать: она может поделиться со мной всем.
Даже если это то, чего я не хочу слышать.
Вдруг задняя дверь распахивается и в кухню вместе с вихрем ледяного воздуха врывается Бэт, запыхавшаяся и раскрасневшаяся, словно всю дорогу бежала бегом.
— Ах, Уильям! Ты уже дома. Я не насовсем — на секунду: прихвачу пару вещей, потом возвращаюсь — у меня урок рисования с натуры. Я же говорила тебе, что меня не будет вечером?
Коротко киваю.
— Ты же не против, милый? То есть я не обязана идти, но они будут не в восторге, если я пропущу, ведь я обещала…
— Разумеется, я не против, — раздраженно обрываю я. — Я уже говорил тебе, было бы неплохо, если бы ты время от времени проветривалась. — Перестав отбивать бифштекс, бросаю на жену исполненный подозрений взгляд — у нее такой взволнованный вид. — Бэт, ведь ты принимаешь таблетки? Мы же не хотим повторения…
— Да-да, все в порядке.
Протягиваю руку к перечнице. Бэт мешкает возле плиты, нервно теребит браслет с брелоками. Несомненно, передумала уходить. Что ж, попробую растянуть бифштексы, чтобы хватило на троих.
— Уильям, — неожиданно выпаливает она, — я пригласила твою мать на ужин в воскресенье.
Моя рука замирает в воздухе.
— Уильям! Это же Пасхальное воскресенье, а во вторник ей исполняется восемьдесят! Ведь нельзя, чтобы ваша ссора длилась вечно. Я имею в виду, уже двадцать лет. Я подумала, чем нынче не подходящий момент, чтобы простить друг другу былые обиды. Вдобавок Бен и Сэм тоже приезжают завтра…
— Ты сделала — что?
—…и я знала: если спросить у тебя, ты, конечно, не позволишь, — продолжает бормотать Бэт. — Ну же, дорогой. Знаю, ты с ней не ладишь, но ведь и моя матушка вовсе не сладость и свет, и все же мне удается…
— Это совсем разные вещи!
— Да, но я понимаю, как ты…
— Твоя мать не убивала твоего отца!
Бэт вздрагивает, но продолжает стоять на своем.
— Твоя тоже, Уильям!
