противнику разработать свой план войны и операции в наибольшем соответствии с обстановкой»[1228].
Не мог автор обойти стороной и вопрос о шпионаже, но ограничился лишь тем, что заявил о необходимости его более точного определения.
Надо полагать, что брошюра Н. Какурина не осталась без внимания особого отдела фронта, который, по мнению военных, и должен был в мирных условиях в основном заниматься контрразведкой, то есть борьбой со шпионажем на основе защиты секретов. Однако реальных действий в виде подготовки совместно с командованием каких-либо нормативных документов по вопросу сохранения государственной и военной тайны предпринято не было ни на Западном фронте, ни в центральных учреждениях военного и чекистского ведомств. И лишь в октябре 1921 г. постановлением совета народных комиссаров РСФСР был утвержден первый перечень сведений, составляющих тайну и не подлежащих распространению[1229].
В этот же день, 13 октября, СНК утвердил и Положение о военной цензуре, в котором указывалось, что органом военной цензуры является подотдел военной цензуры информационного отдела ВЧК. На местах, согласно Положению, организовывались соответствующие отделения и пункты в чекистских аппаратах[1230].
Перечень составляющих тайну сведений ВЧК дублировала своим приказом № 345 от 17 октября 1921 г., указав подчиненным органам, что конкретно следует иметь в виду при оценке материалов оперативных и следственных дел по шпионажу[1231].
Первая, и главная, часть перечня содержала формулировку того, что следует понимать под военной тайной как в мирное, так и в военное время. Безусловно, перечень не мог быть детализированным (в его военной составляющей всего 26 параграфов), поэтому большая инициатива предоставлялась штабам и учреждениям РККА, конкретным исполнителям тех или иных документов. Для нас важно отметить другое. Перечень явился первым общероссийским нормативным документом в области защиты военной и государственной тайны. С этого момента в течение исследуемою нами периода перечни обновлялись много раз с учетом развития РККА, обстановки в стране и за рубежом[1232] .
Однако различные перечни — это лишь основа. Предстояла кропотливая работа по привитию военнослужащим-секретоносителям чувства ответственности за получаемую информацию и документальные материалы. И начинать требовалось с самых «верхов». В этом плане интересна стенограмма заседания Реввоенсовета Республики от 27 апреля 1923 г., на котором рассматривался исключительно важный вопрос — «Об основаниях для пятилетнего плана развития армии»[1233].
Иностранные разведки не пожалели бы никаких денег, чтобы добыть доклад начальника Штаба РККА П. Лебедева по названной проблеме. Поэтому комиссар Штаба С. Данилов под конец заседания заявил присутствующим: «Необходимо, чтобы стенограмма сохранялась абсолютно секретно. В последнее время секретные наши сведения из Петрограда и Украины просачиваются за границу. Осведомленность наших врагов только немного отстает». М. Фрунзе добавил, что секретные сведения утекают и из Штаба РККА, и он иногда сведения о приказах РВСР узнает раньше из Польши, чем из Москвы. Точку в назревающем конфликте поставил Л. Троцкий. «Высказанные здесь соображения насчет секретности, — заявил он, — необходимо строжайше принять к сведению. Настоящий протокол должен сохраняться абсолютно секретно за личной ответственностью того лица, которому он направлен»[1234] .
Во второй половине 1923 — начале 1924 гг., в преддверии начала коренной реформы РККА, чекисты предприняли ряд дополнительных мер, затрудняющих иностранным разведкам возможность добывать информацию в военной сфере. Так, ГПУ инициировало постановление Совета труда и обороны СССР от 14 декабря 1924 г., в соответствии с которым под страхом уголовной ответственности воспрещалось производить фото- и киносъемку воинских частей, складов, зданий, крепостных сооружений, военных лагерей, портовых сооружений и боевых судов без специального на то разрешения Политического управления РККА и его уполномоченных органов[1235]. Разъясняя принятое постановление, Реввоенсовет своим приказом обязал Политическое управление давать разрешение только после согласования с ОГПУ.
Вскрыв факты, когда некоторые иностранные спецслужбы используют при подготовке сводок боевого расписания Красной армии статьи и заметки в газетах «Правда», «Известия», «Коммуна», «Трудовой Дон» и других изданиях, ОГПУ направило в подчиненные органы указание «О запрещении печатать сведения о местонахождении частей РККА». «Напоминаем, — писали Г. Ягода и начальник КРО А. Артузов, — что все сведения о Красной армии, обрисовывающие ее боевой состав, составляют государственную тайну». Запрещалось публиковать сведения о действительном наименовании воинских частей, фамилиях их командиров, численном составе, местах расквартирования отдельных подразделений, а также разного рода решения органов Советской власти по организационным вопросам Красной армии[1236].
Инициатором упомянутого указания являлся председатель ОГПУ Ф. Дзержинский, который лично согласовал с Реввоенсоветом необходимость ужесточения практики публикации сведений по военным вопросам[1237].
В начале января 1924 г. спецотдел ОГПУ, исходя из выявленных многочисленных нарушений в хранении и пересылке секретной документации, пришел к выводу, что многие военнослужащие- секретоносители не могут на практике адаптировать общий перечень грифованных сведений, и предпринял попытку несколько конкретизировать его. Дополнения и разъяснения были объявлены приказом ОГПУ от 8 января 1924 г.[1238]
Не обошла вопросы секретности и комиссия пленума РВС СССР по реорганизации военного аппарата, системы управления и отчетности. В марте 1924 г. под председательством начальника Политического управления А. Бубнова прошло заседание подкомиссии по отчетности, на котором специально рассматривалось состояние работы в военном ведомстве по секретной переписке. Был принят ряд конкретных решений по значительному упрощению ведения секретного делопроизводства[1239].
Одновременно признавалось целесообразным издать особый перечень открытых воинских частей, пересмотреть перечень сведений, запрещенных к открытому опубликованию и возложить на Разведывательное управление РККА контроль за публикацией материалов на военную тематику[1240].
Предложения комиссии устроили членов Реввоенсовета СССР, и они 18 марта 1924 г. на очередном заседании РВСС утвердили их[1241].
Мнением ОГПУ по данному вопросу военные не поинтересовались, хотя специальный отдел ОГПУ отвечал за постановку секретного и мобилизационного делопроизводства во всех ведомствах и организациях СССР[1242].
Решением СНК еще от 5 мая 1921 г. все ведомства и государственные учреждения обязывались руководствоваться распоряжениями и циркулярами спецотдела по вопросам шифровального дела и организации режимно-секретной работы[1243].
С ОГПУ был согласован лишь последний, 26-й, параграф нового перечня, в котором указывалось на запрещение публиковать «сведения, прямо или косвенно относящиеся к оперативной работе органов ОГПУ»[1244].
Здесь важно подчеркнуть, что у руководства органов госбезопасности, с одной стороны, и военного ведомства — с другой, уже в начале 1920-х годов наметился разный подход к определению секретности тех или иных сведений. В отличие от положения, сложившегося в настоящее время, когда перечни секретных сведений по военной проблематике составляются Министерством обороны России, а ФСБ РФ лишь защищает указанную информацию своими средствами и методами, в исследуемый нами период в органах ГПУ — ОГПУ считали необходимым принимать самое активное участие в разработке соответствующих перечней и даже возглавляли эту работу. И это в определенной степени объяснимо. Ведь при решении одной из основных своих задач — борьбы с иностранными разведками тем легче доказывать объективную сторону шпионских действий подозреваемых лиц, чем обширнее сфера секретной информации. На наш взгляд, такой подход не являлся главным, но стал одним из оснований существовавшей в СССР вплоть до начала 1990-х
