полковником Пижоли[166].
Военно-морской атташе Франции в Латвии корвет-капитан Стилл сумел получить вполне реальную информацию о состоянии береговых батарей Балтийского флота на 1929 г. Тогда же агентура сообщила ему о строительстве новых подводных лодок в Ленинградских доках, данные об открытиях профессора В. Ипатьева в области военной химии, об оснащении крейсера Черноморского флота «Червона Украина» новыми гидросамолетами[167].
В конце 1922 г. органам ГПУ удалось добыть перечень сведений, которые интересовали французов по РККА. Это были сведения о настроениях высшего командного состава, взаимоотношениях между «краскомами» и кадровыми офицерами, о состоянии крупных военных складов, дислокации войск, их оснащенности новыми видами вооружения, боевой техникой т. д.
Особое место в указанном перечне отведено активно развивающемуся советско-германскому тайному сотрудничеству в военной области. Из девяти разделов перечня этому вопросу посвящена одна треть, причем именно данные разделы были наиболее детально прописаны. Важным для советской контрразведки представлялось то обстоятельство, что центральный аппарат французской разведки требовал от своих резидентур и отдельно действующих агентов добиваться получения персональных данных на участников советско-германских контактов[168].
Здесь явно просматривалось желание выделить вербовочную базу для последующих активных мероприятий по приобретению хорошо информированных источников из числа комсостава Красной армии и работников военной промышленности.
То, что отмечалось в перечне, продолжало интересовать французскую разведку и в более поздние годы.
Разведактивность немецких спецслужб против Вооруженных сил Советской России, а затем СССР проявлялась на фоне особых отношений между нашими странами и прежде всего существовавшего практически весь исследуемый период советско-германского взаимодействия в военной и военно- промышленной сфере и была тесно связана с ним.
Следует иметь в виду, что в первые годы после начала контактов (с 1921 г.) военно- разведывательные органы Веймарской Германии находились в состоянии полного упадка. Официальное существование их запрещалось Версальским договором.
Те из политиков, дипломатов и военных специалистов, кто кропотливо работал над мирным договором, подписанным 28 июня 1919 г., не без основания считали, что теперь будет положен конец германской военной машине и сделает ее воссоздание невозможным.
В соответствии с текстом пятой части договора, разоружение Германии сводилось к следующему: армия — не более 100 тысяч человек, используемая исключительно для поддержания общественного порядка внутри страны; офицерский корпус ограничивался 4 тысячами; генштаб распускался, и организация его впредь не разрешалась. Все ограничения должны были строго контролироваться особыми межсоюзническими комиссиями.
Как утверждает немецкий историк Г. Бухгайт, лишь в 1921 г. германским военным удалось организовать свою спецслужбу в виде группы Абвер в составе военно-статистического отдела Войскового управления Рейхсвера. Аппарат группы состоял всего лишь из трех офицеров генштаба и семи гражданских служащих. Абвер решал исключительно контрразведывательные задачи [169].
Сбор информации из-за рубежа практически не осуществлялся, поскольку финансирование группы было достаточно скромным, а разведка требовала значительных затрат.
«Разведка в Советском Союзе, — констатирует исследователь истории Абвера, — в то время систематически не велась. До начала 1930-х годов заброска агентов и связников в СССР могла осуществляться лишь в единичных случаях»[170].
Изучение архивных материалов ОГПУ подтверждает вывод Г. Бухгайта. О деятельности Абвера не упоминается даже в циркулярном письме КРО ОГПУ по немецкой разведке и борьбе с ней, разосланном в местные органы госбезопасности в июле 1924 года[171].
Однако центральный аппарат ОГПУ указывал подчиненным органам на активную разведывательную работу в нашей стране сотрудников так называемых «восточных» отделов крупных германских промышленных и торговых фирм. Разведку по Франции, Польше и Советскому Союзу вели также частные информационные бюро, внешне независимые от Абвера и вообще от военного командования. Средства на их содержание поступали, в частности, от концерна Гутенберга, организации «Рейхсфербанд дер Дойче индустри» и других экономических структур.
Источник берлинской резидентуры ИНО ОГПУ А. Хомутов (псевдоним «А/1»), внедренный в начале 1920-х годов в агентурную сеть немецких спецслужб, сообщал, что в деле разведки одним из основных было «Бюро Нунция». Руководство и контроль за деятельностью бюро конспиративно осуществляла группа Абвер Рейхсверминистериума. Задачами «Нунции» являлись: во-первых, разведка в интересах военного министерства; во-вторых, собирание сведений промышленного и коммерческого характера, могущих интересовать оборонную индустрию Германии.
По данным агента, «Нунцию» возглавляли майор Лизер и капитан Рау — бывшие сотрудники немецкой разведки периода Первой мировой войны. Они хорошо владели русским языком, поскольку являлись выходцами из России. Это обстоятельство позволило им довольно быстро войти в контакт с русскими военными эмигрантскими организациями и использовать их связи в СССР для сбора необходимой информации[172].
«Нунция» и другие информационные бюро активно привлекали к выполнению отдельных разведывательных заданий отставных офицеров Генштаба, работавших в фирмах, поддерживавших деловые отношения с различными предприятиями в нашей стране.
Тайное советско-германское сотрудничество в военной и военно-промышленной сферах, зародившееся в самом начале 1920-х годов, позволяло немецкой разведке осуществлять сбор сведений в СССР, не прибегая к дорогостоящим агентурным методам. На совершенно легальной основе, например в ходе контактов с высокопоставленными командирами РККА, при посещении военно-учебных заведений, участвуя в качестве наблюдателей на маневрах и т. д., германские разведчики без труда получали необходимую информацию.
Как известно, по Версальскому мирному договору Германии запрещалось направлять военных атташе в другие страны. Однако объем проблем, решаемых в ходе сотрудничества с советской стороной, постоянно возрастал. Ограничиваться отдельными приездами в СССР германских военных представителей было уже недостаточно. Тогда было принято решение об учреждении неофициального военного представительства, которое с 1924 г. стало функционировать в Москве под вывеской постоянной комиссии по контролю за хозяйственной деятельностью немецких концессионных предприятий на территории Советского Союза. В секретных документах данное представительство именовалось как «Центр — Москва» («Ц-МО»)[173].
«Ц-МО» возглавил полковник Лит-Томсен (бывший военный летчик), однако фактически всей работой руководил его заместитель — полковник О. Нидермайер, опытный разведчик, отличившийся на этом поприще в годы Первой мировой войны. Будучи арестованным советскими органами госбезопасности в 1945 г., Нидермайер на допросе показал: «Я признаю, что, находясь в Советском Союзе с 1924 по 1927 г., занимался разведывательной деятельностью в пользу Германии, используя все легальные, а также нелегальные возможности для сбора сведений экономического и военно-политического характера…»[174]
Нидермайер утверждал, что после неудачной попытки завербовать одного из военнослужащих РККА получил категорический приказ из Берлина от начальника III отдела (отдел иностранных армий) Генштаба полковника Фишера о прекращении какой-либо разведывательной деятельности в СССР по линии «Ц- МО».
Однако можно утверждать, что военному руководству в Берлине информация продолжала поступать по другим каналам. Германская разведка успела за первые годы тайного военного сотрудничества с нашей страной добыть значительный объем данных о РККА. «По имеющимся и проверенным нами закордонным сведениям, — отмечали в одном из циркулярных писем заместитель председателя ОГПУ Г. Ягода и начальник контрразведывательного отдела А. Артузов, — в штабе фашистских организаций Германии
