– Возьмите хоть вот эту карту и садитесь с нами.
– И кстати, соберите взносы, раз вы все равно на ногах, – сказала Сан-Жоанейра, – будьте нашим казначеем!
Жоан Эдуардо обошел всех игроков с фарфоровой тарелочкой. При подсчете обнаружилось, что не хватает десяти рейсов.
– Я положила! Я положила! – восклицали взволнованные старухи.
Виновницей переполоха была сестра каноника: она даже не подумала трогать свои медяки, сложенные в виде пирамидки. Жоан Эдуардо сказал, наклонившись к ней:
– Сеньора дона Жозефа, вы, кажется, забыли сделать взнос.
– Я?! – воскликнула она, сразу вскипев. – Да как вы смеете? Я первая положила деньги! Ах вы… Две монеты по пять рейсов, да будет вам известно! Хорош молодец!
– А, ну простите, – отвечал он, – значит, это я забыл положить деньги. Вот они!
И пробормотал про себя: «Ханжа и в придачу воровка!»
А сестра каноника говорила вполголоса доне Марии де Асунсан:
– Видали? Каков гусь! Хотел увильнуть от взноса. А все оттого, что Бога не боится.
– Больше всех не везет сеньору настоятелю, – заметил кто-то.
Амаро улыбнулся. Он устал и был рассеян, иногда даже забывал закрыть фишкой выпавший номер, и Амелия говорила, прикоснувшись к его локтю:
– Вы не положили фишку, сеньор падре Амаро!
У обоих были уже закрыты два ряда; обоим не хватало для выигрыша номера тридцать шесть.
Сидящие рядом заметили это.
– Может получиться, что вы оба сейчас выиграете, – заметила дона Мария де Асунсан, обволакивая их слащаво-умиленным взглядом.
Но тридцать шестой не выходил. На чужих карточках заполнялись все новые ряды. Амелия уже не на шутку боялась, что выиграет дона Жоакина Гансозо, которая возбужденно ерзала на стуле, требуя сорок восьмого номера. Амаро смеялся, невольно поддавшись общему увлечению.
Каноник вынимал бочонки из мешка нарочито медленно, с напускным хладнокровием.
– Ну! Ну же! Давайте скорей, не томите, сеньор каноник! – стонали вокруг.
Амелия, навалившись на стол и блестя глазами, взволнованно шептала:
– Я бы все на свете отдала, чтобы вышел тридцать шестой.
– Да? А вот как раз и он… Тридцать шесть! – возгласил каноник.
– Мы кончили! – торжествующе закричала Амелия, вся раскрасневшись от радости и гордости, и подняла обе карточки, свою и Амаро, чтобы ни у кого не осталось сомнений.
– Что ж, дай вам Бог! – весело сказал каноник и высыпал из тарелочки на стол все десятирейсовые монеты.
– Оба сразу! Да это просто чудо! – благочестиво ахала дона Мария де Асунсан.
Но уже пробило одиннадцать. Кончилась последняя партия, и старухи начали собираться восвояси. Амелия села за фортепьяно, чтобы на прощанье сыграть польку. Жоан Эдуардо подошел к ней и сказал, понизив голос:
– Поздравляю с двойным выигрышем. Сколько было радости!
Она собиралась ответить, но он бросил:
– Спокойной ночи! – и сердито запахнул плед.
Руса светила гостям. Старухи, тщательно закутываясь в пелерины, пищали: «До свиданья! До свиданья!» Сеньор Артур бренчал на гитаре, напевая романс «Неверный».
Амаро ушел к себе и стал молиться по своему требнику. Но он то и дело отвлекался; перед ним вновь и вновь возникали лица старух, гнилые зубы Артура и – чаще всего – профиль Амелии. Сидя на краю кровати с открытой книжкой в руках и глядя на огонь лампы, он видел ее прическу, маленькие смуглые руки с исколотыми иглой пальцами, нежный пушок в уголках губ…
После обеда у каноника и игры в лото он чувствовал тяжесть в голове; к тому же от крабов и портвейна ужасно хотелось пить. Он вспомнил, что в столовой стоит пузатый эстремосский кувшин со свежей водой из родника в Моренале. Амаро надел ночные туфли, взял подсвечник и тихонько поднялся по лестнице. В столовой горел свет, портьера была задернута: Амаро отодвинул ее и, ахнув, отступил. Там в кругу света, падавшего от лампы, стояла Амелия в нижней юбке и распускала шнуровку на корсете. Сорочка с глубоким вырезом и короткими рукавчиками едва прикрывала ее белые руки и красивую грудь. Она тоже тихонько вскрикнула и скрылась в своей комнате.
Амаро замер на месте как громом пораженный: на лбу его выступил пот. Что, если его заподозрят в оскорбительных намерениях? Сейчас из-за этой двери, на которой все еще колышется портьера, полетят гневные обличения!
Но голос Амелии спокойно спросил:
– Что вы хотели, сеньор падре Амаро?
– Мне бы стакан воды… – пробормотал он.
– Уж эта Руса! Все-то она забывает! Извините, сеньор настоятель. Рядом со столом стоит кувшин.
