Он взлетел высоко над Станцией. То, что Он увидел с высоты птичьего полета, повергло Его в смятение. Огромная, весом в две тысячи тонн, плита биозащиты, закрывающая реактор сверху, как крышка закрывает кастрюлю, была сорвана ужасающей силы взрывом и лежала набекрень, словно залихватски надетая фуражка, обнажив пламенеющие внутренности реактора. Вокруг плиты, на крышах машзала и деаэраторной этажерки, повсюду на земле лежали сотни тонн графита, из которого было сделано нутро ядерного монстра. Выброшенная масса извергала невидимый огонь колоссальной силы в тысячи, десятки тысяч рентген. Что за красные машины стоят у машзала? Пожарные? Разве они не видят, разве не понимают, что сжигает их совсем другое пламя? Пламя, которое не горит… Он кричал им в уши, Он орал им в лицо, но они не слышали и не видели Его. Они шли навстречу судьбе, еще не понимая, что это их последний пожар. И работали они так, как будто делали последнюю в своей жизни работу.
Он полетел в сторону ночного города.
— Люди! — кричал Он в темные окна. — Люди, проснитесь! Невиданная беда пришла в наш Город!
Но люди тоже не слышали Его. Они безмятежно спали. Наконец появились редкие желтые пятна — начали зажигаться окна. Зазвонили телефоны. Он слышал их все. И в Городе, и в Киеве, и в Москве. И все они лгали:
— Реактор цел… Мы охлаждаем его водой… Радиоактивный фон нормальный… Все хорошо…
Он метался между Городом, Киевом и Москвой. Он пытался достучаться до душ и сердец. Он удивлялся: как ему удается везде успеть? Вот Он в Киеве. А вот уже в Москве… В квартирах начальников и министров… И у самого генсека Горбачева. Кто-то ему докладывает спокойным и будничным голосом: да, авария, но жертв и разрушений нет. Рядовое, в общем, событие… И до всех Он старался докричаться: «Люди! Пришла беда! Уже есть жертвы! И будут еще!»
И сам Он уже не человек вовсе, а нечто бестелесное и безголосое. И Его не видят и не слышат. Или не хотят слышать? Кем Он стал? Бесплотным, никому не известным духом…
А беда уже распространилась по всей земле. Она засевала горьким урожаем поля Украины, Белоруссии, России, Польши, Швеции, Норвегии. Тревожные телефонные звонки начали раздаваться в столицах многих государств.
А в самом Киеве зазвенели стойки радиоактивного контроля в атомном институте. Они звенели, как сумасшедшие. Это Он в них звенел, пытаясь достучаться к людям.
— Беда! Пришла беда!
Но и здесь Его не услышали. Неужели некому было слушать?
К Городу уже подтягивалась бесконечная колонна автобусов, чтобы вывезти из него душу — живое человеческое тепло. Здесь было все, что удалось собрать в миллионном Киеве, чтобы вывезти пассажиров в закрытых салонах: ЛАЗы, ЛИАЗы, «икарусы», «кубинцы», «пазики». По улицам метались люди, готовясь к эвакуации, на постах, поеживаясь от неизвестности, стояли милиционеры, недоуменно поглядывая вокруг и свято веря, что форма защитит их от неосязаемой, а значит, пока не страшной радиации.
Небо продолжали вспарывать вертолеты, забрасывая жерло ядерного монстра бесполезными тоннами свинца, доломита, песка, бора, тем самым еще больше усугубляя ситуацию.
Блок полыхал. Огонь поднимался выше вентиляционной трубы, а ее высота — полторы сотни метров. Страшная огненная метель выметала из разрушенного реактора все, что не было выброшено взрывом.
Выплеснутые из Города люди растеклись ручейками по окрестным селам и городкам. Ручейки дробились, брызгами долетая до самых окраин великой страны.
На лестницу, пытаясь подняться вверх, но на самом деле прыгая через ступеньку вниз, вставали все новые и новые люди…
«И вострубил третий ангел. И упала с неба большая звезда, горящая подобно светильнику, и пала на третью часть рек и на источники вод. Имя сей звезде „полынь“; и третья часть вод сделалась полынью, и многие из людей умерли от вод, потому что они стали горьки»… Судьбы многих завершились столкновением с этой звездой. И воды стали горьки…
Прием в Российском посольстве во Франции гудел. Мужчины в строгих фраках и дорогих, тщательно отутюженных костюмах и белоснежных рубашках, со стаканами и без них, с сигаретами или с сигарами, стояли группами, обсуждая какую-либо политическую тему. Дамы в вечерних декольтированных платьях, увешанные драгоценностями, словно новогодние елки мишурой, говорили о мужьях, любовниках, боссах, детях и политике. Между всеми этими группами и группками бесшумно сновали официанты в малиновых пиджаках, разнося напитки, закуски и сладости. Четко выполняла свои обязанности служба безопасности, совершенно незаметная на первый взгляд. Все эти люди неторопливо двигались, жевали, пили, а самое главное — говорили, говорили, говорили… Собственно, для этого приемы и устраиваются: дать людям пообщаться, чтобы ФСБ записало их разговоры, а потом проанализировало. Шелуха тщательно отсеивалась сквозь тончайшее сито опытных сотрудников-аналитиков, которые вылавливали в этом словесном мусоре золотые крупинки информации.
Николай Чижов, владевший французским как своим родным вятским диалектом, долго раздумывал, включать ли этот разговор в сводку, и решил, что включить все же надо.
— Россия — это Азия: и думает, и поступает она по-азиатски, — говорил Рауль Безуан, президент корпорации «Французский атом» первому помощнику французского министра энергетики. — В ней нет европейской утонченности, зато хоть отбавляй азиатского коварства. Она как большая жирная тетка, спящая на кровати с младенцем.
— Младенец — это Европа? — спросил помощник министра.
— Она самая, — усмехнулся Безуан. — Стоит России неловко пошевелиться, и она или придушит Европу, как неловкая мать душит дитя своей огромной грудью, или тряхнет ее так, что та долго не сможет уснуть и зайдется плачем.
— Оригинальное сравнение!
— Тем не менее абсолютно точное. Вспомните начало двадцатого века. Октябрьский переворот, гражданская война в России. Коммунистическая зараза едва не утопила Европу в крови, как большевики утопили в крови саму Россию. Толпы беженцев во всех европейских столицах. Европу спасло только то, что перед этим Россия четыре года воевала, ресурсов не было, разруха… А если бы нет? Смогла бы Европа противостоять Советской России? И разве вы станете отрицать, что Октябрьский переворот оказал на Европу огромное влияние? При Сталине Россия превратилась в военного колосса. На костях своих подданных он построил невиданную по военной мощи империю. Даже потеряв промышленный потенциал европейской части страны, они свернули башку Гитлеру! Азия выплеснулась из берегов и снова поперла в Европу. И этот военный гигант не давал спокойно спать Европе до тех пор, пока не развалился. А развалился он, потому что денег перестало хватать на всех и каждый стал думать, что гораздо выгоднее иметь пять рублей в своем кармане, чем сто в общем. И что? Разве после развала Союза Европа вздохнула с облегчением? Увы. Бывшие союзные республики рвутся в Евросоюз, опять-таки мешая нам жить. Как будто и без них у нас нет проблем.
— Послушайте, Рауль, — перебил Безуана помощник министра, — зачем вы мне все это рассказываете? Думаете, это откровение? Возьмите учебник истории для старших классов, там все описано полнее, точнее и понятнее.
— Может, и так, не спорю, но зато там нет ничего о будущем. После оранжевой революции в Украине Евросоюз стал относиться к этой стране с большой симпатией. Неужели никто не понимает, что Украина — эта мина замедленного действия, пульт управления которой находится в Москве?
— В каком смысле? — в голосе помощника министра появилось любопытство.
— Вы в МИДе когда-нибудь интересовались энергетической затратностью украинской экономики?
— В общих чертах, — осторожно ответил помощник.
— Вот именно, в общих! А все наше проклятое аматорство! Дай вам в руки крупный бизнес, вы за год
