Я подскочил к одному из задернутых шторами окон и посмотрел на улицу. Во двор уже спешным шагом входила та молодуха, сестра или жена второго парня. «На смерть, как на мед!» — чертыхнулся я, не спеша отходить от окна. Других людей я не приметил, значит, только соседи. Чтобы не возиться зря с девкой, я врезал ей рукояткой «ствола» по затылку, и она даже не успела ничего сообразить, хотя и заметила тела, они лежали прямо перед ней. И в этой обстановке мне предстояло собирать жратву! Да, я пошел к холодильнику на веранде, вытряхнул из него все, что там было, затем рванул на кухню и пошустрил в буфете. Минут через пять-шесть мешок был полон, я даже немного отложил из него, чтоб не тяжело было тащить. Пора сваливать. Глупые люди! А ведь все могло быть совсем иначе. Но они решили заменить собою ментов. М-да. Так думал я, покидая несчастный дом на самой окраине города Губина. Но я не пошел сразу по направлению к лесу, я пошарил по сараям и закоулкам во дворе и нашел искомое — старый велосипед с одним задним крылом. Мотоцикла я не обнаружил. Пристроив мешок на руль, я выехал со двора и на всех парах помчал по дороге. И лишь когда отъехал от дома на приличное расстояние, вспомнил о куреве. Этого мне уж точно не простят! И я вернулся, вернулся немного назад и купил, можно сказать, вырвал из рук встретившихся мне мужиков несколько наполовину пустых пачек сигарет. «Какая теперь разница? Через тридцать — сорок минут о случившемся узнают менты, а еще через час над лесом закружат вертолеты».
Но лучше уж подохнуть с сигаретой в зубах, чем с кляпом во рту. Может, и прорвемся, кто знает. Ночью было бы легче, но сейчас день! Я изо всех сил жал на педали, а сам думал о том, что скажу Графу и всем остальным. По сути дела, я подставил всех. Вряд ли они возрадуются, узнав о случившемся. А еще я боялся за Валета. Вон оно как обернулось.
Лес был совсем рядом от меня; бросив велосипед в канаву, я побежал к деревьям.
Глава десятая
Что я мог им сказать? И было ли теперь у нас время на разговоры?
Передав мешок Картохе, я сказал, что нужно бежать. Сейчас, сразу, не останавливаясь. Именно бежать, а не идти. Повторять дважды мне не пришлось.
Отдалившись от злосчастного поселка километров на шесть, мы вконец выдохлись и решили передохнуть самую малость. День разыгрался, вовсю светило солнце, а на душе у меня было сыро, как в осенний промозглый день. Я лежал на земле и молчал. Они еще ничего не знали, лишь догадывались, что произошло нечто, что скорее всего менты «висят у нас на хвосте». Иначе я не стал бы гнать их шесть километров без остановки. Мы даже не пожрали, не притронулись к вожделенной еде. Проклятье!
— Доставай жратву, Картоха. Бросайте курить, дела очень хреновые…
Картоха завозился с мешком, а я быстро пояснил им, что к чему и как все происходило. Рассказал, как было, не выгораживая себя. По лицам враз приунывшей братвы я понял, о чем они думают. «Скорее всего, это наш последний день на свободе, и вообще» — именно это читалось на лице каждого из них. Если раньше мы имели хоть какую-то надежду на прорыв — менты не знали и не могли знать, где мы и куда направились, то теперь ситуация для них полностью прояснилась — лес. Остальное — дело техники. Только последний кретин мог надеяться сейчас на чудо. Нас уже ждут, ждут впереди. Просчитать, на какое расстояние могли удалиться беглецы с момента расстрела в доме, не так уж сложно. Солдат и ментов в таких случаях хватит на все стороны и направления. Они не станут искать нас в Губине, нет, они непременно рванут в лес. Однозначно и железно. Возможно, мне не следовало говорить им всю правду. Но я поступил честно. Если Граф, знавший меня лучше всех и понимающий мою натуру, — я так считал — еще мог смириться с «косяками», которые я напорол, то другие, и больше всех Борман, не понимали и не хотели понимать ни логики моих действий, ни чувств, которые мной руководили. Положить троих и оставить двоих! Свидетелей! Такое просто не укладывалось в их «здравые» головы. Борман открыто негодовал и, не стесняясь Графа, чуть ли не крыл меня матом. Его упреки были жесткими, как и положено в таких случаях. Он говорил, что я должен был, обязан был положить всех до единого и инсценировать грабеж.
— Только так! — почти орал он на меня, размахивая руками. — Ни одного свидетеля, ни одного! У нас было бы время, менты не сразу бы въехали, что к чему. А так… Всё, крышка, нас всех перешмаляют как котят! Они уже точно знают, что это мы, взятые продукты скажут сами за себя… Ты мудак, Михей, ты полный мудак! — Бормана колотило от злобы, он был в ярости, в самой настоящей ярости.
«Еще чуть-чуть, и мне не поможет и Граф», — подумал я, глядя на него, хотя не очень рассчитывал на помощь. Я был не прав, и я это знал. Огрызаться и спорить не имело смысла, а выстрелить в Бормана первым я не мог, не поднималась рука.
Я не знаю, чем бы закончилось для меня «воспламенение» Бормана в тот день, но помог Картоха. Он был благодарен мне за то, что я взял его с собой, и он поспешил отплатить мне добром. Не прямо, но косвенно. Как умел. Картоха встал на мою сторону и напомнил Борману, что Михей ничего не выгадал для себя и находится в одном положении со всеми.
— Так сталось, брат, что поделаешь, — сказал он, успокаивая разошедшегося ухаря. — Сейчас не время выяснять и делить, и кто знает, куда это все выведет.
— А ты сам не догадываешься? — огрызнулся Борман. — Скоро увидишь… Не залают собаки, так расшмаляют сверху. Нам всем хана! — выругался он и вопросительно посмотрел на Графа. — Что скажешь, а? Приехали! Ну и куда нам теперь двигать?
Граф молча курил, глядя куда-то вдаль. Честно говоря, меня тоже начало подклинивать от наездов Бормана. Кто он такой? Кто он по жизни вообще? Дерзяк и вояка? И что из этого? Таких «автоматчиков» мы уже видели. Он так наезжает на меня, словно сам родился святым и никогда не «порол боков».
— Надо расходиться, — неожиданно подал голос Валет, сидевший чуть в стороне от нас. — Я не дрожу за свою шкуру, но… В натуре, выкосят всех, — заключил он.
— А если разойдемся? — осторожно и как-то робко спросил Картоха.
— Хоть кому-то, но повезет, — сразу ответил Валет. — Остальные, то есть «покойники», отвлекут внимание. — Он замолчал.
— Идти поодиночке? — Борману предложение Валета явно не понравилось, лицо его враз стало натянутым.
— Можешь идти с кем-то. А я предпочел бы двигаться поодиночке. Как скажете. — Валет был невозмутим.
Все затихли, ждали, как отреагирует на слова Валета Граф. Тот по-прежнему витал в облаках, будто вообще не собирался никуда идти.
— Ты как считаешь, Граф? — осторожно спросил я.
— Считаю, что мы дали двойного маху… Надо идти назад, к поселку. — Он встал. — Назад, братва, назад. Вот так я считаю.
— Но почему, зачем?! — Я недоумевал, не понимая, куда он клонит.
— Зачем? Затем, что там нас уже искать не будут. Надо было сразу «жевануть», что к чему, а не ломать ноги, Михей. Сейчас мы идем прямо в пасть к легавым, прямехонько!
— Но они могут встретиться нам и по дороге назад.
— Вряд ли. Возле поселка им нечего делать, а сколько мы успели пройти, они уже просчитали. Если бы ты сказал, что оставил свидетелей, если бы сказал! — Граф посмотрел на меня так, как не смотрел никогда. Сколько боли и досады было в этом отчаянном и все понимающем взгляде! Я был просто сражен, убит; стоял и не мог отвести от него своих виноватых глаз. Но какая выдержка! — А ты не кипятись, — повернулся он в сторону Бормана. — Бывает всякое, сам знаю.
Через пять минут мы уже топали в обратном направлении, растянувшись длинной цепочкой, но и не очень далеко друг от друга. Картоха шел первым, за ним следовал Борман, мы с Графом были в самом конце. В лесу было тихо и даже светло, только сухие ветки хрустели под нашими ногами, когда кто-то нечаянно наступал на них.
Прошло часа два, прежде чем мы преодолели проклятые километры и снова приблизились к поселку. Как ни странно, но по дороге назад нам никто не встретился, а вертолетов не было и в помине. Если бы хоть
