— Нечего показывать, — глядя на него исподлобья, процедил рыжий.
— Есть или нет, а проверить надо, — вставил Картоха присказку карманников.
Когда рыжий расстегнул свою куртку, мы увидели под ней портативную рацию. Она висела на боку. У второго была точно такая же.
— Странно, — сощурил глазенки Картоха, пытаясь сообразить, для чего простым мужикам, живущим рядом, понадобились такие «игрушки». Но я уже все понял, понял и Граф.
— Кто вы? — спросил он в лоб. — Нам некогда, учтите. Или говорите как есть, или останетесь здесь навсегда. — «Охотники» переглянулись между собой и первым не выдержал Матвеев.
— Ребята, у нас дети! — воскликнул он. — Мы внештатники, мы не опера.
По одному этому возгласу мы разом поняли, что они знают, кто мы.
— Где находится блокпост? Вы успели сообщить, что заметили нас? — Граф мигом изменился в лице.
— Да. Вам уже не вырваться, — вместо Матвеева ответил другой. — Мы заметили вас издалека и сразу сообщили. Основной блокпост — в километре от нас. Советую вам сдаться. — Он явно играл на нервах и брал нас на арапа.
— Мразь! — Борман врезал ему ногой в пах, и тот согнулся пополам.
— Говори ты, — обратился Граф к Матвееву и повел «стволом». — В километре или дальше? Я жду.
— Не стреляйте, прошу вас! — взмолился внештатник. — Мы действительно сообщили, да, но они не так близко. Основной блокпост там, — он указал рукой в сторону от поселка. — Пять человек, вроде пять.
— Кто еще?
— Еще три группы по три человека идут лесом. Несколько человек внештатников.
— Всё?
— Вроде так, мы точно не знаем. Мы…
— Успокой их, — кивнул Граф Борману, и почти в то же мгновенье последний метнул свой нож. Лезвие кинжала воткнулось прямо в горло Матвееву, и он захрипел. Второй было дернулся, но, видимо, передумал бежать. Стоял и тупо смотрел, как помирает его напарник.
— Вы все подохнете, твари! — успел прокричать он, прежде чем упал рядом со скрученной набок головой. Шея его аж хрустнула, я слышал этот холодящий сердце звук. Борман не моргнул и глазом, словно это были не люди, а соломенные чучела. Мне показалось, он даже любовался своей работой. Да, это был самый настоящий людоед, я не ошибся. Хорошо помню, что именно в тот момент я его возненавидел. Убийца — убийцу. Наверное, так и рождается возмездие, не знаю. Когда-то отомстят и мне, за всё.
Мы отошли от трупов.
— Выхода нет, Граф, — сказал я, проанализировав ситуацию. — Мы не вырвемся, увы.
— Не блажи! — Граф понемногу, но возвращался в себя прежнего, в себя — того. Смертельная опасность и безысходность возрождали этого человека прямо на глазах.
— Расходимся прямо сейчас. Ночи ждать нельзя, — приказным тоном сказал он. — Я иду в город.
— Я тоже, — воскликнул Борман.
— Вы? — задал Граф вопрос нам.
Картоха смотрел на меня, я — на Графа, Валет — на Бормана. Каждый из нас желал идти с кем-то, и это было ясно без слов.
Трое — много, по двое не получается. Граф понимал Бормана, тот был привязан к нему как собака, но он не мог бросить и меня. Мне было жаль Картоху, но и я хотел идти с Графом. Валет, очевидно, тяготел и к Графу, и к Борману.
— Бросаем жребий — и вперед. У кого есть монета? — Граф протянул руку и замер.
— У меня, — отозвался Валет и полез в карман. Он достал монетку и положил ее в ладонь Графа. Граф повернулся к Борману:
— Бросишь ты?
— Нет, — отмахнулся тот.
— Тогда ты, Михей. Если упадет решкой вверх, пойдешь с ними. Орлом — со мной.
Я взял монету и, не глядя на нее, подкинул вверх. Очень высоко. Пока она падала, я прощался с Графом взглядом. Я был уверен, что мне не повезет; но меня поразила мудрость и честность Графа: земляка и родственника он не поставил выше меня, Михея. Это был поступок. «Если упадет орлом вверх, останусь жив», — загадал я, и монета упала на землю.
— Посмотри, Картоха, — попросил Граф, и Картоха нагнулся к монете.
— Орел, — вздохнул он, и я вздрогнул.
— Орел!!! — Мне повезло.
— Прощаемся, братва. — Граф не стал тянуть время и сразу же начал прощаться со всеми. — Так уж распорядилась Судьба, — сказал он Борману, и тот закивал в ответ.
— Оружие я не брошу, Граф. Козлы вычислят нас. Так и так уже…
— Решите сами. Прощайся, Михей, — хлопнул он меня по плечу.
Я поочередно обнял Картоху и Валета и довольно вяло пожал руку Борману. Он даже не смотрел на меня. Возможно, я был не прав, не знаю.
Когда мы остались вдвоем с Графом и немного отошли от братвы, я облегченно вздохнул. Двое не пятеро, куда выведет! Мы двигались достаточно медленно, боясь напороться на засаду. Поселок пришлось обогнуть справа, а это был солидный крюк. Железная дорога нас никак не устраивала, а вот бензовозы и грузовики, идущие из Губина по грунтовке к вольным поселениям, находящимся далеко в лесу, могли сослужить нам кое-какую пользу.
Из рассказов зэков, побывавших на этих «вольных» поселениях, я знал, что там творится. Поселки Тавда, Башмаки, Камень, Ослянка знали все пермяки. Маленькие миры среди бесконечного леса. Триста — пятьсот человек заключенных, тридцать — сорок ментов с семьями. Сброс заготовленного за зиму леса в реку во время сплава, гудение пил зимой. Уральско-тюремная империя во всей своей красе. Каждый год, а именно в мае — июне, из этих колоний бежали десятки и десятки заключенных. Кто бежал от непосильной работы и голода, кто от тоски, а кто просто от непомерного срока. Проехать по одной, по сути, единственной дороге мимо всех этих поселений к самой крайней точке, а именно к поселку Ослянка, от которого не так далеко до Свердловской области, гораздо легче, чем выехать по этой же дороге к Губину. Беглые рвутся на Большую землю, к железной дороге, и мало кто идет на Свердловск, а точнее, на Серов. Дорога не мед, что и говорить. Зато шансы! Там нет ни прокуроров, ни судей, закон правит Тайга. И если тебя, беглого или иного, «нечаянно» прикопают в этом лесу, вспомнит о тебе только родная мама. Найти песчинку в этом таежном океане почти невозможно, а тратить бензин, деньги и силы на поиски — слишком накладно. «Беглый рано или поздно попадется сам, если жив», — считают менты и не особо переживают. Завтра пригонят еще пятьдесят, сто человек, какая разница, кто будет валить лес? Лишь бы не мы.
После нескольких часов блужданий по лесу мы вышли на открытую поляну, я бы даже сказал, поле.
— Кажется, это настоящий Губин, не поселок. Смотри… — сказал Граф.
Я посмотрел вдаль и увидел город, город в дыму. До него было километра три-четыре, не больше. Но день еще не погас. Оставаться в лесу было гораздо опаснее, чем двигаться по открытой местности к городу. У нас просто не было выхода, и мы решили идти напролом. Как ни странно, но я был спокоен как памятник; все волнения и тревоги, все страхи и предчувствия покинули меня сами по себе. И я, и Граф понимали, что это конец, но просто не говорили об этом, поддерживая друг друга глупой игрой. Было обидно, обидно вдвойне и втройне оттого, что на этот раз, в отличие от предыдущего побега, мы были полностью «экипированы», имели отличные ксивы и кучу денег. И все коту под хвост! Проклятая масть!
— Как с патронами? — поинтересовался Граф, имея в виду патроны для моего «глушака».
— Еще одна обойма — в кармане. Последняя, — ответил я.
— Береги ее. Если мы и прорвемся, то только за счет глушителя. Бесценная вещь в нашем положении, — заметил он и повторил: — Бесценная.
— Ты хочешь оставить автоматы?
