— Кто ваши-то? Это хитромудрые евреи подкинули нам сказку про белого бычка, а сами живут по законам Моисея! Я украинец, мои далекие пращуры были порядочными язычниками, пока один ушлый тип не насадил на Руси христианство. Удобнейшая религия для властей и попов… А язычников сделали чуть ли не козлами!..
— И что, плохо?
— Да мне плевать! При всякой вере есть войны и склоки, люди же… Что дано, то и будет. Общее общим, а личное личным… Я вне идей и вер, я сам по себе, «один на льдине», по-нашему!
— Хорошо, что не «ломом подпоясанный»… Слыхал про таких?
— Слышал, как же. «Красные шапочки», «ломом подпоясанные», «суки», «бляди» «польские воры»… Я пару раз встречался со старыми «четвертачниками», кто ещё по указу от сорок седьмого сидел. Вот публика была! Не то что нынешняя. Старой «закваски», артисты, красавцы… Таких уже нет, роскошь сожрала, жизнь лёгкая. По четыре приговора с собой возили! Четыре четвертака, Гадо, сто лет сроку, а весел, как сатана! Гуляй, рванина, одним словом. Порядок в зонах был, мёнты как шелковые ходили. Подушки денег, игра, жизнь! Сейчас — пыль и суета, одни наркоманы и боксеры с рэкетирами в зонах. Что с них возьмешь! На белых булках повырастали, «понятия» в спортзалах качают! Дичь, одним словом, дичь.
Гадо от души рассмеялся:
— А сапоги-то увёл!
— Увел, козел. Есть или нет, а проверить надо, как говорят карманники. По принципу. Пусть подавится, мы себе еще достанем, — махнул я рукой, не желая ворошить болевое.
— До-ста-нем, Кот. Ему, если разобраться, без оружия никак нельзя было. Это я уже позже понял. И деньги нужны были позарез. Не будить же нас… Вот и прихватил сапожата, зная, куда мы обычно бабки тырим. Мог и просчитаться, однако, мог… Ну да леший с ним, ему сейчас тоже не сладко, надо полагать, — заключил Гадо и попросил поймать другой канал.
— Найди что-нибудь повеселей, но не громко, негромко…
Я встал, чтобы переключить канал, и как раз в этот момент раздался звонок в дверь.
— Спокойно! Не дёргайся!
Гадо мигом подскочил ко мне и потребовал «ствол»:
— Дай мне, а сам глянь в окна.
Он взял у меня тэтэшник и пошёл к двери. Встал рядом с ней, прислушался. На звонок ещё несколько раз, но уже понастойчивее нажали, а затем постучали в дверь.
— Дядя Толя, это я, я! — послышался за дверью довольно приятный и молодой женский голосок. — Вы что, снова заснули или «засели»?! Откройте!
Гадо одним кивком головы «спросил» у меня, что на улице. Я шепотом ответил, что никого не видно.
Не открыть вообще было опасно — женщина, по-видимому, слышала, что в квартире кто-то есть. Это чувствовалось по ее интонации. Открыть — тоже.
— Дядя Толя!
Женщина ещё раз надавила на кнопку звонка и долго не отпускала её.
— Он спит, погодите, — решился ответить Гадо. За дверью обрадовались.
— Откройте, пожалуйста, я хочу взять свой кипятильник, он мне нужен, — быстро протараторила дама, и мне почему-то показалось, что ментов рядом с ней быть не может.
Гадо «играл» желваками на скулах и не шевелился. Высчитать, есть ли за дверью менты, было практически невозможно, так как легавые в подобных случаях могут подсунуть и кота, а не то что бабу. Заучить роль не так сложно, а интонация — дело техники.
Не знаю, какими соображениями и внутренними импульсами руководствовался таджик, но он открыл. На пороге стояла молодая, лет двадцати четырех, барышня, одетая в домашний халат и тапочки.
— А вы кто? — непринужденно и естественно спросила она, лишь бы что-то сказать, и смело шагнула вперёд. По всему было видно, деваха бывала здесь не раз и потому чувствовала себя как дома.
Я стоял в комнате и лишь наполовину видел ее через стекло в двери, сбоку.
— Да знакомый Толин. Зашёл, выпили и прислали малость. Еле встал, — мигом соврал Гадо, отступая чуть назад.
— Я возьму тогда, — сказала девушка и, обойдя Гадо, подскочила к двери комнаты, где находился я.
— Дядя Толя! — Она широко и резко распахнула дверь и тут же заметила меня.
Толяша между тем не подавал никаких признаков жизни, лежал на кровати, уткнувшись лицом в стену.
— Готов он, не видишь, — догадался небрежно бросить я, лишь бы поскорей выпроводить ее вон. — Поищи на кухне, где ему ещё быть, кипятильнику-то?
Деваха медленно смерила меня с головы до ног пристальным взглядом и протянула:
— Поищу.
По её туманным глазам я моментально понял, что она что-то вспоминает, но никак не может вспомнить. Это просто читалось на ее лице.
— Поищу сейчас, — еще раз пролепетала милашка и поспешила на кухню, но уже не так уверенно, как вошла.
Я молча приставил два пальца к горлу, что в лагере означает «вилы», опасность, и одним только знаком «сказал» Гадо, что у нас могут быть большие неприятности. Впрочем, он видел всё сам и не нуждался в подсказках.
Да, деваха явно что-то заподозрила. Во-первых, мы были относительно трезвы в сравнении с её соседом, во-вторых, она нас никогда прежде не видела в этой квартире и, в-третьих, — физиономия Гадо. Она была явно нерусской и приметной. Если барышня, как и мы, смотрела телевизор, она на все сто вспомнит, где именно видела наши лица. Времени на раздумья почти не оставалось, она уже искала кипятильник и через мгновение могла ринуться назад, к себе.
Я щёлкнул замком и, мигнув Гадо, направился в кухню.
— Ты живешь через стенку? — безо всяких вступлений и достаточно холодно спросил я у неё.
— Да, а что? — в свою очередь поинтересовалась девчонка, подняв на меня свои большие глаза.
— Присядь на минутку, дорогуша. Я хочу у тебя кое-что спросить. Всего на минутку, — попросил я.
Девушка молча подвинула к себе табуретку и, недоуменно, пожав плечами, присела на краешек.
— Что?
— У тебя есть дети? — сам не знаю почему, вспомнил я о детях.
— Пока нет, — удивленно ответила барышня.
— А зовут тебя как, если не секрет?
— Света. Светлана Анатольевна, а что?
— С кем ты живёшь здесь, Света?
После моего третьего вопроса девчонка опомнилась.
— А почему это вас интересует, собственно говоря? — почти фыркнула она и собралась было встать. — Кто вы такой?
Я несколько сменил тон и очень мягко и вежливо произнёс:
— Я прошу тебя ответить мне, а потом поясню всё, как положено. Лады?
— Ну, допустим, с бабушкой. Что дальше? Почему вы меня расспрашиваете, как следователь?!
Я продолжал гнуть своё, наплевав на её возмущение:
— Где сейчас твоя бабушка?
Она вскочила с табуретки, почуяв неладное.
— Да какое вам дело?! Чего вы ко мне пристали, в конце-то концов?! Я не обязана вам отвечать. Первый раз вас вижу и…
— Не «хрусти». Сядь на место! — Я сделал шаг в её сторону. — Быстро, ну!
Она не сразу, но все-таки повиновалась. Тень внезапного страха скользнула по ее лицу.
— Так-то оно лучше, — сказал я. — Теперь отвечай спокойно и без фокусов, милая…
— Хорошо. Бабушка находится у моего старшего брата, нянчит правнуков. Брат живёт в Лысьве.
