Похоже, Като решила: наряжать — так наряжать! Пусть это будет великолепно! Где раздобыла она эти платья? В каких закоулках Двора Чудес? [14]
Не важно! Главное — Като превратила проституток в принцесс; правда, нетрудно было заметить, что почтенная трактирщица не имеет ни малейшего представления о придворных костюмах. К тому же, хоть подружки и оделись в настоящий атлас, был он мятым и грязным, драгоценности — поддельными, а косметика — просто невероятной…
Рты казались кровоточащими ранами, глаза обводили жирные черные линии, щеки пылали неестественным румянцем, а белила, словно штукатурка, сыпались на воротники. Ансамбль завершали скособоченные драные башмаки: обычно Руссотте и Пакетте приходилось много бродить по улицам. Вид у девиц был гротескный и немного жутковатый: они будто сошли с гравюры Калло [15].
Однако сами дамы были в полном восторге от своих костюмов. Скинув плащи, они сделали перед Монлюком по три реверанса, как их научила Като. Комендант был уже крепко пьян, так как в ожидании гостей прикончил три бутылки и начал четвертую. Сперва он даже не понял, в чем дело: ему показалось, что вместо девиц его посетили две принцессы.
Не разглядев толком дам, он покраснел, как рак, и в ответ на реверанс отвесил низкий почтительный поклон, едва удержав равновесие. Растерявшиеся подружки так и застыли на пороге.
— К вашим услугам! — произнес Монлюк.
Пакетта и Руссотта снова начали неумело приседать. Тут комендант сообразил, что к чему, и проворчал:
— Вот это да! Что это вы такое придумали?
— Ну а как же? — откликнулась Руссотта. — Мы нарядились для завтрашней забавы…
— Какой забавы? — ошарашенно пробормотал Монлюк.
— Но завтра ведь будут пытать и мучить двух разбойников…
Монлюк осушил бокал, обо всем вспомнил и расхохотался от души.
— Ах вон оно что! Забава… Так вы, стало быть, нарядились как принцессы, чтобы посмотреть на пытки? Клянусь рогами Сатаны! Отличная мысль… Я сейчас лопну… Ну, придумали, потаскухи!.. А я вас сразу и не признал… Ох, умру от смеха, ей-богу, умру!.. Принцессы… Не нужна ли вашим высочествам охрана?.. Черт возьми, сегодня вечером вы будете моими королевами!
Нет, ну это же надо!.. И впрямь — королевы, настоящие королевы! За стол, скорей за стол! Ты, Руссотта, садись слева от меня, а ты, Пакетта, справа. Клянусь кишками последнего еретика, которого я прикончил! Я должен написать про это отцу, Блезу де Монлюку; пусть вставит эту историю в свои мемуары! [16] Итак, вы — королевы! А я король… Ты, Рыжая, сойдешь, пожалуй, за королеву Марго… А ты, Пакетта… кем бы тебе стать? Ага! Будешь королевой Елизаветой Испанской… Тихо! Нынче — потрясающая ночь! Пусть заткнется весь город! А ну-ка, королева Наваррская, поднеси мне вина, а ты, королева Испанская, взбирайся мне на колени…
Остановимся на этом, ибо вовсе не собираемся описывать последовавшую затем оргию и вгонять читателей в краску. Главное для нас — что подружки оказались в Тампле.
К полуночи Монлюк был уже совершенно пьян, хотя еще держался на стуле. В два часа ночи он, наконец, упал на пол, крепко прижимая к себе обеих королев; платья их были разорваны, прически развалились, краска размазалась, превратив лица в чудовищные маски… Скоро комендант оглушительно захрапел. Тогда Пакетта и Руссотта осторожно выскользнули из его объятий и прислушались. Обеих била дрожь, и краска уже не скрывала бледности их щек.
А теперь заглянем в особняк на улице Фоссе-Монмартр. Одиннадцать вечера. Маршал де Данвиль только что вернулся домой. Анри де Монморанси сердито хмурился: Гиз отложил штурм Лувра… Значит не пришло еще время сбыться честолюбивым мечтам Данвиля… Но внезапно в голову маршала пришла одна мысль — и в глазах его вспыхнула злобная радость: ведь теперь он мог разделаться с братом! На дворец Монморанси будет совершено нападение; вождя партии политиков давно решили уничтожить. Но в особняке брата находится Жанна де Пьенн… И Анри де Монморанси найдет ее там! Франсуа погибнет, и Жанна достанется Данвилю!..
Маршал де Данвиль стремительно двигался по большим залам своего дома. Здесь было полно солдат: одни точили ножи, другие проверяли пистолеты, третьи заряжали аркебузы. Все делалось в полной тишине и абсолютном безмолвии. На столах виднелись кувшины с вином; иногда кто-нибудь из солдат подходил и пропускал стаканчик.
Данвиль позвал в кабинет двенадцать поджидавших его дворян. Он заперся с ними и дал каждому подробные инструкции. Затем маршал спросил, где его любимец, виконт д'Аспремон. Ему ответили, что Ортес натаскивает собак. Данвиль отправился посмотреть и нашел виконта во дворике, который освещали два факела.
— А ты что? Где твое оружие? — поинтересовался маршал.
Ортес д'Аспремон молча указал на двух сторожевых собак. Данвиль ухмыльнулся. В крошечном дворике, залитом красноватым светом факелов, Ортес занимался странным делом. Он шагал взад-вперед, держа за спиной руки с зажатым в них хлыстом. За ним, оскалив зубы и вывалив языки, гордо выступали собаки с налитыми кровью глазами — Плутон и Прозерпина. А вслед за Прозерпиной бодро трусил рыжий косматый пес, похожий на овчарку, — Пипо!
Пипо оставили в доме по протекции Прозерпины. Ортес хотел было вышвырнуть его вон, но Прозерпина заволновалась и зарычала. Плутон же был вполне согласен терпеть дружка своей жены — то ли из философского равнодушия, то ли в благодарность за поднесенные ему куриные кости.
Итак, Плутон и Прозерпина вышагивали за своим хозяином. Ортес дошел до угла; там в безмолвии замер какой-то человек. Вдруг Ортес стремительно повернулся к собакам и щелкнул в воздухе хлыстом. По этому сигналу два страшных зверя кинулись на застывшего человека и с ужасным рыком впились ему в глотку!..
Пипо, подняв одно ухо, с изумлением наблюдал за этой сценой. Виконт вновь поставил человека на ноги, поправил его костюм, и маршал сообразил, что это — чучело…
Ортес же продолжил хождение с хлыстом за спиной; и снова собаки не отходили от него ни на шаг, а Пипо скакал за Прозерпиной. Виконт раз за разом повторял сигнал… собаки прыгали… Это была ужасная репетиция кровавого спектакля…
Ортес д'Аспремон взглянул на маршала, наблюдавшего эту отвратительную сцену, и с пугающим спокойствием заявил:
— Вот мое оружие, монсеньор!
Перенесемся теперь в трактир «Два болтливых покойника». Уже полночь; Като давно вытолкала своих всегдашних ночных гостей. Еще вечером она собственноручно заперла дверь. Но часов с одиннадцати трактир снова стал заполняться. Первой пришла нищенка в жалких лохмотьях, затем — две старухи, похожие на колдуний. Потом появилась одноглазая попрошайка, которая, впрочем, тут же сняла повязку со вполне здорового глаза. К ним присоединилась однорукая ведьма; в трактире, распутав какие-то веревки, она скоренько освободила вторую руку.
Притащились пять или шесть увечных на костылях; едва зайдя в кабачок, они небрежно отбросили клюки и палки подальше. К полуночи зал был набит битком, все столики заняты. Странная публика собралась в заведении Като: не видно было ни одного мужчины, зато, казалось, к толстухе пришли все обитательницы Двора Чудес: попрошайки, воровки, гадалки, уличные плясуньи. Были среди них и красавицы, и уродки, но все кутались в жуткие лохмотья.
Като и две-три ее помощницы угощали посетительниц. С некоторыми из них толстуха оживленно разговаривала; кое-кому совала дукат, а то и золотой экю. Побеседовав с трактирщицей, эти странные дамы исчезли так же внезапно, как а появились: калеки подхватили костыли, горбуньи водрузили на спины горбы, а кривые надели повязки. Заведение Като опустело… Фантасмагорические фигуры растаяли в теплом мраке летней ночи…
Като, оставшись в одиночестве, приблизилась к буфету и достала оттуда три мешочка с золотыми и серебряными монетами.
— Последние! — грустно пробормотала она.
К часу ночи в трактире опять стало людно. Снова собрались только женщины. Их бедность казалась не
