того, что он не отнесся ко мне с должным уважением.
— М-м-м… Самое интересное — что слухи распустил сам Европол. Так им было легче. И тебе тоже, я думаю. И конечно, так было легче и родителям, и адвокатам девушки, которую ты допрашивал.
Харри услышал, что жевание у него за спиной прекратилось.
— Так что все они тихо-мирно получили компенсацию, и ни тебе, ни Европолу не пришлось фигурировать в судебном процессе. Девушку избавили от необходимости выступать в суде и рассказывать, как ты выспрашивал у нее, была ли ее подруга изнасилована, и при этом так возбудился от подробностей, что принялся ее лапать. А ей, если верить служебным записям Европола, было всего пятнадцать.
Харри слышал тяжелое дыхание Колкки.
— Предположим, что Бельман тоже читал эти записи, — продолжал Харри. — Получил к ним доступ благодаря своим связям и разным обходным маневрам. Как и я. Он немного подождал, а потом связался с тобой. Дождался, пока ты совсем пал духом, почувствовал, что тебе не хватает воздуха, что ты дошел до ручки. И тогда он тебя подобрал. Вернул тебе работу и часть того самоуважения, которое ты потерял. И знал, что ты будешь платить за это лояльностью. Он покупает, когда цены на рынке падают, Колкка. Так он создает свою гвардию.
Харри повернулся к Юсси Колкке. Финн побледнел.
— Тебя купили, но тебе недоплатили, Юсси. Таких рабов никто не уважает, ни
Вилка Колкки упала на тарелку, оглушительно дребезжа. Он встал, схватил куртку и вытащил пистолет. Подошел к Харри и склонился над ним. Харри не пошевелился, только спокойно посмотрел на него.
— И как ты заставишь себя уважать, Юсси? Пристрелишь меня?
Глаза финна побелели от ярости.
— Или, черт бы тебя побрал, наконец-то пойдешь работать? — Харри снова посмотрел в окно.
Услышал тяжелое дыхание Колкки. Подождал. Услышал, как тот развернулся. Отошел подальше от Харри. И наконец уселся у западного окна.
В рации зашумело. Харри схватил микрофон.
— Да?
— Скоро стемнеет. — Голос Бельмана. — Он не придет.
— Продолжайте наблюдение.
— Зачем? Тучи низко, если не будет луны, мы вообще не увидим…
— Если мы не увидим его, он нас тоже не увидит, — сказал Харри. — Следите, не покажется ли свет от налобного фонарика.
Человек выключил налобник. Свет ему ни к чему, он и так знает, куда ведет лыжня. К туристической хижине. Он привыкнет к темноте, зрачки расширятся и повысят светочувствительность глаз. А вот и она, темная бревенчатая стена с черными окнами. Словно там, за ними, никого нет. Свежевыпавший снег скрипел, когда он преодолевал на лыжах последние метры, отталкиваясь палками и скользя. Он остановился и пару секунд вслушивался в тишину, а потом беззвучно расстегнул лыжные крепления. Вытащил большой тяжелый саамский нож с устрашающим лезвием в форме лодки и желтой, отполированной временем деревянной рукояткой. Этим ножом удобно резать ветки для костра или горло оленю. А можно и человеку глотку перерезать.
Он как можно тише открыл дверь и вошел в коридор. Постоял, прислушиваясь, у двери в гостиную. Тишина. Слишком тихо? Он нажал на ручку и распахнул дверь, но сам притаился рядом с дверным проемом, спиной к стене. А потом нагнулся и стремительно шагнул в темноту, держа нож перед собой.
В темноте он различил фигуру мертвеца, сидящего на полу. Голова поникла, а руки по-прежнему обнимали печку.
Он сунул нож в ножны и включил свет возле дивана. Раньше он об этом не задумывался, и только сейчас ему пришло в голову, что диван очень похож на диван в Ховассхютте, и Туристическое общество наверняка получило приличную скидку, потому что закупило их оптом. Но обивка вытерлась, хижину закрыли несколько лет назад, потому что места здесь опасные, произошло несколько несчастных случаев, когда туристы, пытавшиеся добраться до хижины в непогоду, срывались в пропасть.
Мертвец у железной печки медленно поднял голову.
— Извини, что вот так вломился. — Он проверил, хорошо ли закреплена цепь, приковавшая руки мертвеца к печке.
Потом принялся разбирать рюкзак. Шапку он натянул очень низко и в продовольственном магазинчике в Устаусете пробыл совсем недолго, буквально вошел и вышел. Печенье. Хлеб. Газеты. Из них он побольше узнает про пресс-конференцию. И еще про эту свидетельницу в Ховассхютте.
— Иска Пеллер, — произнес он громко. — Австралийка. Она в Ховассхютте. Как по-твоему? Она что- то видела?
Голосовые связки человека у печки позволили ему только просипеть:
— Полиция. Полиция в Ховассхютте.
— Знаю. Об этом написано в газете. Один сыскарь.
— Они там. Полиция сняла хижину.
— Вот как? — Он взглянул на того, другого. Неужели полиция устроила ловушку? И эта свинья, которая сидит тут перед ним, пытается ему
— Черт, как же ты воняешь! Ты что, обосрался?
Голова мертвеца снова упала на грудь. Этот тип явно переселился сюда. В ящиках лежали его личные вещи. Письмо. Кое-какие инструменты. Несколько старых семейных фотографий. Паспорт. Словно мертвец собирался бежать, планировал перебраться в другое место. Другое, а не это, в котором оказался, у самого пламени, где ему суждено мучиться за свои грехи. Хотя иной раз подумаешь, что, возможно, за всей этой чертовщиной стоит вовсе не этот мертвец. Ведь есть же границы боли, которую способен вытерпеть человек, прежде чем у него развяжется язык.
Он вновь проверил телефон. Черт, нет связи!
И какая вонь. Лабаз. Надо вывесить его там подсушиться. Именно так раньше поступали с копченым мясом.
Кайя улеглась в спальне, надеясь хоть немного поспать до своего дежурства.
Колкка налил кофе сначала себе, потом Харри.
— Спасибо, — поблагодарил Харри, уставившись в темноту.
— Лыжи деревянные, — сказал Колкка, стоя у камина и рассматривая лыжи Харри.
— Это моего отца, — сказал Харри. Он нашел все лыжное снаряжение в подвале дома в Оппсале. Палки были новые, из какого-то металлического сплава и казались легче воздуха. Харри даже подумал, вдруг палки внутри заполнены гелием? Но лыжи были те же, старые, широкие горные лыжи.
— Когда я был маленьким, мы каждый год на Пасху ездили в хижину дедушки на горе Леша. Мой отец всегда хотел взобраться именно на эту вершину. Поэтому он говорил нам с сестрой, что наверху есть киоск, там продают пепси-колу, Сестрёныш ее обожала. Так что если мы преодолеем этот последний подъем, то…
Колкка кивнул и провел рукой по нижней стороне некрашеных лыж. Харри глотнул кофе.
— Сестрёныш от одной Пасхи до другой успевала забыть, что это просто обман. И мне тоже хотелось забыть. Но я старался запоминать все, что внушал мне отец. Правила поведения в горах, как ориентироваться без компаса, как выжить под лавиной. Норвежские королевские династии, династии китайских императоров, американских президентов.
— Хорошие лыжи, — сказал Колкка.
— Коротковаты малость.
Колкка уселся у окна в другом конце комнаты:
— Да, в такое в детстве не верится. Что лыжи отца станут тебе коротки.