ты. Да?
Мужчина обошел его, освободил связанные за спиной руки.
— Т-ты можешь простить меня, мой мальчик?
— Готов к поездке?
— Это ведь ты их всех убил, да?
— Да, — ответил он. — Поехали.
Харри копал правой рукой, продвигаясь к левой, той, что была прижата к металлической решетке. Он не знал, что это за решетка. В мозгу билась мысль, что все это напрасно, борьба с секундами заранее обречена на неудачу и с каждым вздохом он приближается к смерти. Все его усилия способны лишь продлить страдания, отсрочить неизбежное. Другой же голос твердил, что пусть лучше он умрет побежденным, но не сдавшимся.
Ему удалось докопаться до другой руки и ощупать решетку. Он обеими руками уперся в нее, но она не сдвинулась. Харри заметил, что дышать все труднее, снег уже стал более гладким и могила его вот-вот покроется ледяным панцирем. Накатило и отхлынуло головокружение. Только на секунду, но он знал, что это первое предупреждение: он дышит отравленным воздухом. Скоро он станет вялым, мозг начнет отказывать, один отдел за другим закроется, как закрывают комнаты в гостинице, когда заканчивается сезон. И тут Харри ощутил то, чего не испытывал никогда раньше, даже в самые свои худшие ночи в «Чункинг- мэншн», — всепоглощающее одиночество. Воли его внезапно лишило не только сознание, что он должен умереть, но и то, что ему суждено умереть здесь, в одиночестве, вдали от тех, кого он любил: отца, Сестрёныша, Олега, Ракель…
Потянуло в сон. Харри бросил копать. Хотя и знал, что это смерть. Чудесная, соблазнительная смерть, которая примет его в свои объятия. Стоит ли бороться, сопротивляться, выбирать боль, вместо того чтобы просто сдаться ей на милость? Почему сейчас он должен сделать иной выбор, чем всегда? Харри закрыл глаза.
Постой.
Металлическая решетка.
Наверное, это решетка перед очагом. Очаг. Дымоход. Из камня. Если что-то и могло устоять в лавине, если хоть что-то здесь не забито снегом, то это дымоход.
Харри вновь толкнул решетку. Она не подалась ни на миллиметр. Его пальцы царапали прутья. Бессильно, смиренно.
Все решено. Значит, все закончится именно так. Его мозг, отравленный углекислотой, усматривал в этом какую-то логику, только не был вполне уверен какую. Но он принял это. Позволил сладкому, теплому сну прийти. Наркоз. Свобода.
Пальцы его скользнули по решетке. Натолкнулись на что-то твердое, основательное. Лыжи. Отцовские лыжи. Он не противился этой мысли. Все-таки не так одиноко: он будет касаться отцовских лыж. И вместе с ними скользнет в небытие. Одолеет последний крутой склон.
Микаэль Бельман смотрел на то, что было перед ним. Или, если говорить точнее, на то, чего перед ним
— Черт, лавина накрыла площадь в квадратный километр, — крикнул кто-то у него за спиной. От их фонариков, шаривших по снегу, тянулись тоненькие желтые полоски света.
Затрещала рация. «Спасательная служба. Вертолет прибудет через тридцать минут. Прием».
Слишком долго, подумал Бельман. Что он там читал об этом? Через полчаса шанс выжить под снегом — один к трем. Да и когда прилетит вертолет, чем они, собственно говоря, могут помочь? Тыкать в снег своими щупами, ища то, что осталось от хижины? «Спасибо, конец связи».
К нему подошел Эрдал.
— Нам повезло! В Оле есть две собаки, натасканные на поиск попавших под лавину. Сейчас их везут в Устаусет. Ленсмана Кронгли нет дома, во всяком случае, трубку он не берет, но у одного мужика в отеле есть скутер, и он может их сюда привезти. — Он хлопал себя по плечам, чтобы согреться.
Бельман смотрел на снег под ногами. Где-то там была Кайя.
— А как часто тут сходят лавины, они сказали?
— Раз в десять лет, — ответил Эрдал.
Бельман покачался на носках ботинок. Действия остальных, топтавшихся вокруг и тыкавших в снег палками и лыжами, координировал Милано.
— Лавинные собаки? — спросил Бельман.
— Через сорок минут.
Бельман кивнул. Он знал, что и собаки-спасатели тут ничем не помогут. Потому что, когда их привезут, пройдет уже больше часа с момента схода лавины.
Шансы, что они живы, будут меньше десяти процентов еще до того, как собаки начнут работать. А спустя полтора часа эти шансы практически равны нулю.
Путешествие началось. Он вел снегоход. Казалось, что и тьма, и свет радостно встречают его, словно усыпанное алмазами небо открывается ему и говорит: «Добро пожаловать!» Он знал, что позади него стоит мужчина-призрак и следит за его сожженной, обуглившейся, покрытой волдырями спиной сквозь прицел винтовки. Но теперь его не достанет никакая пуля, он наконец свободен, он на пути туда, куда стремился, туда, куда он всегда мечтал попасть. Туда, куда уехала она, и тем же маршрутом. Он уже не был связан, и если бы мог шевелить руками и ногами, то просто поднялся бы в седле, дал газ и ринулся вперед еще быстрее. Взлетая в звездное небо, он ликовал.
Глава 59
Харри проваливался в забытье сквозь слои воспоминаний, снов и недодуманных мыслей. Все было хорошо. Кроме одного голоса, который твердил одно и то же, снова и снова. Голоса отца:
— …в конце концов у тебя так сильно пошла кровь, что большие мальчишки испугались и убежали.
Он пытался отогнать этот голос, слушать какой-нибудь другой. Но и тот, другой, принадлежал Улаву Холе:
— Ты боялся темноты, но входил в темные комнаты.
Черт. Черт, черт.
Харри открыл глаза — в темноту. Попытался повернуться, несмотря на холодные железные объятия снега. Попробовал подвигать ногами. Начал рыть снег возле решетки. Пространства стало чуть больше. Пальцы нащупали край решетки. Он не должен умереть, Улаву Холе придется уйти раньше, раз уж он, черт побери, отец! Теперь рукам было где двигаться, и они загребали снег как лопаты. Он протиснул руки за решетку и потянул ее к себе. Вот! Она подалась. Он потянул снова. И почуял. Воздух. Пахнущий золой, тяжелый. Но все равно воздух. Покуда он еще есть. Харри принялся раскидывать снег. Запустил руки вперед, наткнулся на что-то рыхлое и понял, что это прогоревшие дрова. Решетка выстояла в лавине, камин свободен от снега! Он продолжал копать.
Через несколько минут, а может секунд, он уже лежал скрючившись на дне необъятного очага,
