— Сир, — спросил он, — что случилось? Монах оскорбил вас?
— Он убил меня! — прошептал Генрих.
И только тут все увидели кинжал, торчащий из живота короля. В ту же минуту дубинка стражника обрушилась на голову Жака Клемана, и он упал. Кто-то из офицеров выстрелил ему в голову, трое или четверо набросились на убийцу со шпагами. Через несколько мгновений окровавленный труп монаха вышвырнули на улицу, где беснующаяся толпа растерзала его на мелкие клочья.
Весть о несчастье быстро облетела весь лагерь; повсюду раздавались крики, мольбы, проклятия парижанам и Лотарингскому дому.
Тут же были посланы нарочные. Через час на взмыленном коне прибыл король Наваррский. Он спрыгнул на землю и бегом бросился в комнату, где лежал на походной кровати потерявший сознание Генрих III. Два лекаря безуспешно пытались остановить кровь.
Лишь к вечеру король очнулся. Он мужественно заявил собравшимся, что ничего страшного не произошло и он непременно поправится, а потом попросил оставить его наедине с королем Наваррским и принести ему пергамент и перо.
— Сир… — начал было Беарнец.
— Брат мой! — прервал его раненый. — Я умираю… Мне остался час, не больше. Но этого достаточно для составления документа о том, что я объявляю вас единственным наследником французской короны.
Слабой рукой взял Генрих III перо и с улыбкой добавил:
— Король умирает… да здравствует король! Кончается династия Валуа, и Бурбоны вступают на французский престол!..
Глава XLV
ДОБРАЯ ХОЗЯЙКА
Пардальян, как уже знают наши читатели, въехал в Париж и, благодаря образку Жака Клемана, смог спокойно передвигаться по столице. Город был весь перегорожен цепями и баррикадами, на каждой улице два-три патруля проверяли прохожих.
Пардальян добрался до кабачка «Два болтливых мертвеца», который некогда принадлежал толстухе Като. Трактир этот пользовался дурной славой, его охотно посещали воры, бандиты и гулящие женщины. Пардальян не боялся запятнать репутацию, а уж за собственную жизнь он никогда не опасался. Иногда ему нравилось посещать сомнительные заведения. Здесь можно было весело провести время, болтая с подвыпившими посетителями и ни о чем не думая. Никто никого не стеснялся, никто никому не мешал, так что Пардальян проторчал в кабачке целых два дня. Он хотел немного отдохнуть и, найти, наконец, ответ на мучивший его вопрос:
— Черт побери, куда же мне все-таки деваться! Фауста хотела сделать из меня полководца, поставить во главе армии победителей, но я отказался. Его Величество король Наваррский пожелал превратить меня в какого-то министра, раздающего направо и налево мудрые советы, однако я этого не захотел. Валуа пришло в голову дать мне звание маршала, чтобы я разгонял парижан и вешал сторонников Гизов, но и этого предложения я не принял… Господи, так чего же я хочу?
В глубине души Пардальян понимал, что у него есть только две возможности. Первая — принять приглашение юного герцога Карла и поехать в Орлеан. Вторая — отправится в гостиницу «У ворожеи», как он и обещал Югетте.
В общем, так он ничего и не решил…
Однако утром третьего дня шевалье в конце концов покинул кабачок и направился в гостиницу «У ворожеи». В этот день в Париж пришло известие о смерти Валуа: горожане ликовали, на улицах пели и танцевали, госпожа де Немур и ее дочь, герцогиня де Монпансье, приказали раздать парижанам зеленые ленты — ленты цвета надежды. Весь Париж, казалось, потерял голову от радости. Вот так оплакивала столица смерть своего государя…
Повсюду продавали афишки с портретами Жака Клемана, мученика и спасителя народа. Вряд ли их успели отпечатать за те два дня, что прошли после убийства. Пардальян заключил, что все было подготовлено заранее.
— Несчастный безумец! — вздохнул шевалье. — Дорого же заплатил ты за поцелуи хромоногой герцогини… Но что это! Что случилось с моей милой гостиницей?
Пардальян стоял на улице Сен-Дени у входа в гостиницу «У ворожеи», но самой гостиницы уже не было. Боковую дверь заложили кирпичом. Вывеска исчезла. Вместо стеклянной двери появилась новая, массивная, из полированного дуба; вдоль лестницы шли кованые железные перила. Дом заново покрасили, и он стал напоминать жилище зажиточного горожанина. Минут десять, не меньше, Пардальян недоуменно смотрел на преобразившуюся гостиницу. Ему стало грустно.
Вот и нет больше почтенного заведения мэтра Ландри Грегуара! Прощай, гостиница «У ворожеи»! Прощай, прошлое!
Он уже собирался уходить, как вдруг увидел слева от двери небольшую мраморную табличку, на которой была выбита какая-то надпись. Он из любопытства подошел поближе и с изумлением прочел: «Дом Пардальяна».
— Дом Пардальяна? — растерянно повторил шевалье. — С каких это пор у меня есть дом в Париже? А я ничего и не знал! Надо бы разобраться с этой загадкой!
Он постучал дверным молотком, ему открыла хорошенькая служанка и с улыбкой пригласила войти.
«Черт возьми! — подумал Пардальян. — Вперед без стеснения, ведь это мой дом!»
Он вошел в большой зал; там его поджидал новый сюрприз. Снаружи-то гостиница преобразилась, зато внутри все осталось без изменений! Те же столы, почерневшие от времени и отполированные локтями посетителей; те же стулья с резными спинками; та же медная утварь, развешанная вдоль стен. А дальше — вход в кухню, где пылал огонь в очаге, Пипо, старый пес Пипо бросился хозяину под ноги, приветственно повизгивая. А на пороге кухни появилась сама госпожа Югетта и сказала:
— Ах, это вы, господин шевалье?.. Марго, живо, омлет для господина де Пардальяна! Он, наверное, проголодался… Жильетта, беги в погреб, достань бутылочку вина. Господин де Пардальян, думаю, умирает от жажды.
Пардальян расцеловал хозяйку в обе щеки и произнес:
— Дорогая Югетта, я вовсе не голоден и не буду есть омлет, я отнюдь не умираю от жажды и не буду пить ваше вино… пока вы мне кое-что не объясните…
— С удовольствием, — улыбнулась Югетта.
— Вы закрыли гостиницу?
— Да, сударь. У меня достаточно денег, и я уже могу не работать… я подумала… эта мысль пришла мне в голову как-то вечером, когда я сидела у огня и смотрела на Пипо… я подумала, что не хочу больше быть хозяйкой и кормить здесь всех подряд…
— Но вы же оставили этот зал таким, каким он был в нашей гостинице!..
— Да… Я хочу, чтобы гостиница «У ворожеи» оставалась гостиницей, но только для одного человека… который пообещал, что вернется сюда… Господин шевалье, — взволнованно произнесла Югетта, и глаза ее наполнились слезами, — я никому больше не хочу подавать обед, только вам!.. Я никому больше не хочу наливать вино, только вам!.. Поэтому этот дом называется теперь «Дом Пардальяна!»
Что вы хотите, читатель?.. Такая преданность, такая верность! Да к тому же зардевшаяся хозяйка была очаровательна… и Пипо, старый Пипо крутился тут же… и воспоминания о молодости, об отце… Короче, Пардальян заключил Югетту в объятия, и она, припав к его груди, разрыдалась в три ручья.
«Похоже, мне не быть ни министром, ни полководцем, ни маршалом… — подумал Пардальян. — Добрый парижский горожанин, вот и хватит с меня!.. «
Через месяц Пардальян женился на Югетте. Добрая женщина чувствовала себя на вершине блаженства. Мужа своего она боготворила. А Пардальян был достаточно великодушен, чтобы тоже выглядеть совершенно счастливым. Он повесил шпагу на стену и только иногда, оставшись в одиночестве, вздыхал потихоньку, вспоминая бурную жизнь странствующего рыцаря, каким он когда-то был…
В декабре следующего года умер Пипо. Он скончался от старости и от несварения желудка, слопав целую индейку, которую, следуя воровским привычкам юности, тайком уволок из кухни.
Бедная Югетта недолго наслаждалась своим счастьем. В начале зимы она сильно простудилась и слегла; ей становилось все хуже и хуже. Пардальян проводил дни и ночи у изголовья супруги, преданно и
