Минуту спустя она уже была наедине с королем; тот, заметив серьезное выражение ее обычно радостного лица, галантно воскликнул:
– Ой-ой-ой, мой нежный друг, откуда взялась эта тучка, которая омрачает вашу красоту и гасит блеск ваших прекрасных глаз?
– Увы, сир! Настали суровые времена! А ноша нашего служения слишком давит на слабые женские плечи.
Направив таким образом разговор в нужное ей русло, Клодина начала длинный рассказ о своих заботах аббатисы и о денежных затруднениях, с которыми она ежедневно и ежеминутно сталкивается.
– Сто тысяч ливров, сир! Имея эти деньги, я спасу обитель от разорения. Неужели вы откажете мне в этих несчастных ста тысячах ливров?
Настроение Беарнца заметно ухудшилось, как только прозвучала эта весьма кругленькая сумма. Но Клодина настаивала, и король жалобно произнес:
– Увы, душенька, да где же я возьму вам столько денег?.. Ах, если бы парижане открыли мне ворота!.. Если бы я был французским королем!..
Прозвучало это довольно-таки неубедительно и было сказано из чистой галантности, в чем Клодина прекрасно отдавала себе отчет. Тогда она решила умерить свои притязания:
– Коли дело лишь за тем, чтобы подождать, сир, то я, быть может, и обошлась бы пока как-нибудь... Но если бы, по крайней мере, вы пообещали мне дать какое-нибудь аббатство побольше... Фонтевро, например.
– Ох, мое сердечко, ну что вы говорите! Аббатство Фонтевро первейшее в королевстве. Претендовать на управление им могут лишь лица королевской крови или уж во всяком случае принадлежащие к какому- нибудь прославленному дому.
Таким образом Клодина де Бовилье покинула своего августейшего возлюбленного, ничего от него не добившись, кроме разве что нескольких туманных обещаний. И потому, идя по широкому коридору, ведущему в ее покои, она шептала:
– Раз Генрих не хочет ничего для меня сделать, я перейду на сторону Фаусты – она-то, по крайней мере, умеет быть признательной за оказанные ей услуги.
И Клодина горько улыбнулась:
– А ведь сто тысяч ливров – не Бог весть какая сумма!.. Этот отказ дорого вам обойдется, мой милый король... очень дорого!
Вернувшись к себе, аббатиса долго о чем-то размышляла, после чего призвала к себе одну из сестер- послушниц, дала ей подробнейшие инструкции и выпроводила со словами:
– Ступайте, сестра Марьянж, и действуйте побыстрее.
Не прошло и часа, как сестра Марьянж ввела к аббатисе мужчину, старательно кутавшегося в широкий плащ.
Когда дверь за сестрой захлопнулась, аббатиса сказала:
– Прошу вас, садитесь, господин Бюсси-Леклерк... Здесь вы в безопасности.
Бюсси-Леклерк поклонился и ответил свирепым тоном:
– Сударыня, чтобы привести в этот дом отверженного Бюсси-Леклерка, достаточно было назвать ему одно имя...
– Пардальяна?
– Да, сударыня. Чтобы настичь этого человека, Бюсси проедет сквозь объединенные армии Беарнца и де Майенна... Иными словами, я не боюсь ничего, когда меня ведет моя ненависть.
– Хорошо, сударь, – сказала Клодина с улыбкой. И помолчав, продолжала:
– Господин де Пардальян только что отбыл с намерением помешать планам одной особы, которую я люблю... Надо предупредить эту особу о грозящей ей опасности. Зная вашу ненависть к господину де Пардальяну, я приказала позвать вас и теперь спрашиваю: хотите ли вы утолить свою ненависть и свое честолюбие? Хотите ли избавиться от того, кого ненавидите, и в то же время обрести могущественного покровителя?
Бюсси задумался.
– Имя могущественного покровителя? – спросил он.
– Фауста!
– Фауста!.. Разве она не умерла?
– Она, слава Богу, жива и здорова!
– Но... Простите меня, сударыня, однако чего ради вы, именно вы, предупреждаете Фаусту об опасности, которой она подвергается?
– Видите ли, сударь, принцесса была, в совсем еще недавние времена своего всемогущества, благодетельницей для нашего дома... Та, которую я так долго называла своей государыней, наверняка сумеет по-королевски оценить оказанную ей услугу...
– Отлично! – пробурчал Бюсси. – Такой довод мне понятен!.. Итак, мне предстоит предупредить Фаусту, что господин де Пардальян идет по ее следу и хочет расстроить ее планы... А кстати, каковы ее планы?
– Возложить корону Франции на голову Филиппа Испанского.
Бюсси-Леклерк подпрыгнул от удивления:
– И вы хотите помочь Фаусте в осуществлении ее замысла, вы?.. вы?..
