— Ты не можешь сказать почему?
— Не сейчас. Тебе не понять. Потом, в другой раз.
— Ладно, — с тяжким вздохом согласился Генри. — Я уйду, но…
— Но?
— Но не уверен, что вернусь.
— Не валяй дурака! — без тени смущения отозвалась Мод. Угроза не подействовала, ибо Генри вовсе не был уверен в серьезности собственных слов.
— Ладно, глупость сказал, — признал он.
Мод повернулась спиной к зеркалу, увидев, что Генри повязывает галстук.
— Этот твой галстук… — сказала она. — Я могу дать тебе новый.
— У тебя дома есть галстуки? Хотя ты не замужем? Ты и вправду большая оригиналка!
Мод снова беспечно рассмеялась.
— Посмотри в ящике. — Она указала на комод, стоявший у окна с видом на церковь. Генри обнаружил, что ящик полон галстуков, эксклюзивных галстуков от «Моррис», «Сильвандерс», из Англии и Франции. Дорогих, совершенно новых галстуков без единой складки.
— Он, наверное, каждый день их меняет, — сказал Генри. — Да и вкус у него, должно быть, неплохой. Хорошо зарабатывает, часто в разъездах, ростом около метра восьмидесяти.
— Перри Мэйсон не ревнует, — ответила Мод.
— И я не ревную. Это профессиональное любопытство.
Генри обладал профессиональным любопытством и был известным лгуном. Конечно же, он ревновал, но на этот раз без знакомого жжения в груди. На этот раз все было иначе. Мод была взрослой двадцатипятилетней женщиной, хоть и могла в любой момент с помощью точного взмаха кисточки, помады и правильно подобранной одежды превратиться в подростка, при этом сохранив повадки и девчонки, и дамы. Генри не понимал ни Мод, ни своих чувств к ней. Любовь сопровождалась ненавистью и ревностью, но страсти давали о себе знать лишь в постели, когда Мод извивалась под тяжестью его тела. Теперь же он наблюдал за ней, как удивленный ребенок, а во рту было лишь послевкусие: Мод вновь превратилась в практичное, очень рациональное и совсем не сентиментальное создание.
— Ну? — произнесла она. — Нужен тебе галстук?
Генри овладело непонятное спокойствие, и он повторил, что галстуки его не интересуют.
— Мне не нужен галстук, я доволен своим. Не собираюсь ходить в чужой одежде, особенно в
— Но у тебя рубашка рваная, — возразила Мод. — Посмотри на манжеты!
Генри взглянул на довольно потрепанную манжету, прикрывающую часы.
— Ну и что? — сердито произнес он.
— Вот! — Мод достала из гардероба выглаженную и благоухающую рубашку. — Возьми!
Это была элегантная вещь в тонкую полоску, и Генри не смог устоять. Хорошо выглаженные сорочки были его слабостью, и, кроме того, этот предмет казался менее индивидуальным, чем галстук. Галстук — что-то вроде надписи, знака на рубашке. Галстук говорит о своем обладателе больше, чем сорочка. Генри не заметил вышитых под воротничком инициалов «В. С.», как и того, что рубашка была английской и явно сшитой на заказ.
— Ладно, — сказал Генри, полностью одевшись. — Я пошел.
Мод вышла из ванной и обняла его, слишком легко и бегло. Генри попытался слегка укусить ее за шею, но она высвободилась из его рук.
— Придешь ко мне в воскресенье?
— А он уже уедет?
— Не валяй дурака, — раздраженно повторила Мод. — Не думай о нем.
— Рано утром в воскресенье.
— Рано утром, — повторила Мод. — Разбуди меня, позавтракаем вместе.
Уже в подъезде Генри нащупал в кармане незнакомый предмет. Это оказался изящный овальный серебряный портсигар, полный длинных сигарет. На крышке были выгравированы инициалы «В. С.». У нее мания класть предметы в чужие карманы, подумал Генри и закурил «Пэлл Мэлл» из такс-фри. Сигарета оказалась отличной.
Едва проснувшись воскресным утром, Генри быстро оделся, чтобы позавтракать у Мод. Он тихо покинул квартиру, стараясь не разбудить Лео и мать во избежание лишних расспросов.
На улице все казалось ему странным. У станции метро «Слюссен» толпился народ: целые семьи стояли на перроне с корзинами для пикника, утренними газетами, сумками и рюкзаками, дети пинали мячи и вертели скакалки. Генри решил, что все эти люди направляются на обычный воскресный пикник; он давно не вставал так рано в воскресенье.
Пришел поезд, и шумная толпа наполнила вагоны. Генри оказался зажатым в углу по милости старушки, тащившей переполненную корзину с едой и четырех внуков.
— Мы вышли заранее, — сообщила она, заговорщически кивая Генри. — Решили всех опередить.
В вагоне царила атмосфера единодушия отдыхающих. Генри совершенно не понимал, о чем идет речь, кто и в чем мог кого-то опередить. Ему хотелось спать, а поезд так долго стоял у перрона, что он чуть не задремал.
Наконец поезд с черепашьей скоростью двинулся по мосту к Гамла-стану. Внезапно раздался стартовый выстрел, или стартовый сигнал, или как это еще можно было назвать. Город закричал, взвыл, загрохотал и засвистел, отчего Генри мгновенно проснулся. Он не понимал, что происходит, и уставился на залив Риддарфьерден, разинув рот. Каждый свисток в городе выдувал что было сил, и в этом вое было все: и страх, и война, и светомаскировка, и карточная система. Почтенный отец семейства открыл окно в вагоне, чтобы высунуть голову: поезд остановился посреди моста.
— Вас разбудила телефонная тревога? — спросила старушка с корзиной.
— Телефонная тревога? — переспросил Генри.
— Тогда, наверное, радиомобиль, — догадалась старушка, снова заговорщически кивнув. Генри начал медленно догадываться, что происходит. Все это происходило задолго до того, как Генри, одурманенный страстью к Мод, спящий на уроках и бряцающий на пианино до поздней ночи, постепенно превратился в Генри-
Когда поезд остановился на станции «Родмансгатан», на перроне началось легкое волнение, быстро передавшееся пассажирам в вагоне. Прошел слух о том, что к отъезжающим присоединятся Его величество король Густав Адольф VI, а также послы, темнокожие принцы и принцессы. В вагон набилось еще больше народа, хотя это и казалось невозможным. Генри, зажатый в углу, как истинный джентльмен держал в руках корзину старушки. Он заметил, что все мужчины — то есть все настоящие мужчины — услужливы и учтивы с дамами и детьми, изображают знатоков и героев и критикуют эвакуационный штаб за плохую организацию мероприятия. Почтенные господа травили военные байки, считая, что все происходит очень медленно, что при настоящей эвакуации так не бывает.
— Думаю, это просто слухи, — сказал Генри.
— Он, наверное, никогда раньше не ездил в метро…
— Наверное, не ездил, — согласился Генри. — Но мне надо выходить, — продолжил он, пытаясь
