Он говорил эти слова весьма искренним тоном, но Сюлли никак не хотел отпускать шевалье, не отблагодарив.
— Мне неловко, — несколько раз повторил он. — Вы всегда даете, но никто не может отплатить вам.
— Ладно, — засмеявшись, сказал Пардальян, — однажды я попрошу вас кое о чем!.. и, быть может, вы найдете, что я требую слишком многого.
То, что было горького в этих последних словах, смягчили тон и улыбка.
— Не беспокойтесь, — сказал Сюлли очень искренне.
Он встал, чтобы проводить Пардальяна, и машинально протянул руку к молотку черного дерева и ударил в гонг. Это означало, что в кабинет может войти следующий посетитель.
Пардальян сделал два шага к двери, но вдруг остановился, хлопнул себя по лбу.
— Придумал! — воскликнул он.
— И что же? — спросил удивленный министр.
— Дорогой господин де Сюлли, — сказал Пардальян с лукавым видом, который часто озадачивал его собеседников, — вы хотели меня отблагодарить, и я придумал, как вы можете это сделать.
— В самом деле? — радостно отозвался Сюлли. — Так вы хотите меня о чем-то попросить?
— Да, об одной очень важной для меня вещи.
Тут его тон стал ледяным:
— Вы не представляете, как тяжело мне проходить через приемные, заполненные посетителями, — я же вам говорил, что привык к одиночеству. Так вот: не могли бы вы меня выпустить таким путем, чтобы мне не пришлось пробираться сквозь толпу?
— Вы только об этом и хотели попросить меня? — спросил изумленный Сюлли.
— Эх! — проворчал Пардальян. — Для вас это ничего не значит, а для меня значит очень много. У меня иногда бывают престранные желания.
— Но это очень легко, — улыбнулся Сюлли. — Идемте, господин де Пардальян.
— Нет-нет, я не хочу занимать ваше время. Скажите мне только, куда следует идти, и продолжайте работать.
Сюлли не настаивал. Он указал на тяжелую драпировку и объяснил:
— Вот сюда, пожалуйста. Это мои апартаменты. В конце коридора, справа, вы увидите лестницу, которая ведет во двор Арсенала.
И прибавил с улыбкой:
— Можете быть уверены, что там вы не встретите ни души.
— Замечательно, — согласился Пардальян, — это как раз то, о чем я мечтал.
Он поклонился Сюлли, который без малейших подозрений вернулся к столу, поднял портьеру и исчез. Но дальше он, разумеется, не пошел, а остался стоять, приложив ухо к драпировке и думая: «Черт возьми! Надо же мне знать, о каком сокровище этот Гвидо Лупини хочет говорить с министром. «
Тем временем в кабинет вошел посетитель, и Пардальян тут же понял, что не ошибся. Это был тот человек, который его интересовал и, которого он, как ему казалось, хорошо знал, хотя и не мог точно сказать, где и когда они познакомились.
Это был Саэтта.
Если кто-нибудь из читателей удивлен, увидев Саэтту в восхитительном костюме, придававшем ему вид благородного человека, каким его и посчитал вначале Пардальян, то мы поясним, что вот уже несколько месяцев Жеан Храбрый обеспечивал все потребности своего приемного отца. Фехтмейстер собирался мстить юноше на его же деньги. У Жеана Храброго было единственное платье и для лета, и для зимы, зато Саэтта имел все необходимое. Если у щедрого Жеана никогда не было ни гроша, то Саэтта всегда имел в запасе благоразумно припрятанные полсотни пистолей. Для него этого было достаточно.
Глава 34
ДЕСЯТЬ МИЛЛИОНОВ — СУММА ЗАСЛУЖИВАЮЩАЯ ВНИМАНИЯ
Саэтта остановился перед столом министра и глубоко, но без раболепия поклонился с оттенком насмешливой гордости.
Сюлли остановил на нем испытующий взгляд. Этого взгляда ему хватило, чтобы составить суждение о посетителе. Без любезностей, резко и сухо он сказал:
— Это вы собираетесь принести в королевскую казну десять миллионов?
Нисколько не робея, Саэтта холодно поправил:
— Я уже принес десять миллионов в казну, милостивый государь.
Несколько секунд Сюлли изучал его, а затем проговорил с той же резкостью:
— Возможно. Где эти миллионы? Говорите. Но будьте кратки: у меня нет времени.
Такой прием привел бы в замешательство обычного посетителя и сокрушил бы придворного. Но Саэтта не считал себя ни просителем, ни придворным. Он не был раздавлен, а лишь раззадорен. И выпрямившись, он дерзко ответил:
— Я знаю, что ваше время дорого, милостивый государь. Я прошу у вас десять минут в обмен на десять миллионов… По миллиону за минуту. Это хороша плата даже для министра.
Сюлли нахмурился и протянул руку к молотку, чтобы позвать слуг и прогнать наглеца прочь.
Но этот замечательный человек, который оказывал незаменимые услуги своему королю, имел слабость — как, впрочем, и все люди, великие и не очень. Сюлли был жаден, и жадность эта порою доходила до алчности.
Он подумал, что, прогнав сейчас Саэтту, он рискует потерять десять миллионов. Сумма заслуживала быть принятой во внимание, хотя человек и показался ему ничтожным.
Не двинувшись с места, министр произнес с выражением властного недовольства:
— Я бы советовал вам взвешивать слова. Мне представляется, что вы все же потребуете свою часть. Так что в конечном счете плачу я, а не вы.
Сюлли думал, что укротил странного посетителя. Но Саэтта сознавал важность своего сообщения и силу, которую оно ему давало. Может быть, он испытывал глухую злобу против всех великих мира сего и хотел унизить одного из них, подавлявшего его своим пренебрежением. Как бы то ни было, он не уступил и флегматично возразил:
— Ваши предположения неверны, сударь. Я ничего не требую, ничего не прошу. Напротив, я собираюсь не только дать вам миллионы, но еще и кое от чего предостеречь… Так что все же плачу я, господин министр.
Сюлли был удивлен. Этому человеку явно недоставало воспитания, но тем не менее он выказывал редкостное бескорыстие. В добавок чтобы говорить таким тоном, нужно быть настоящим храбрецом. Стоит ли из-за каких-то мелочей отказываться от огромной суммы? Конечно, нет. Сначала следует все выяснить, и лишь потом наказывать человека — если, разумеется, слова его, не подтвердятся. Итак, Сюлли решил изобразить любезность.
— Если это так, то говорите, я вас слушаю.
— Милостивый государь, — сказал Саэтта без всяких околичностей, — вы, конечно же, слышали о сокровищах принцессы Фаустн?
Сюлли, сохраняя внешнее безразличие, насторожился и стал очень внимательным. Но, желая выиграть время, он ответил:
— Да, слышал. Однако я знаю, что никому не известно, где спрятан этот клад. Если он вообще существует.
— Он существует, монсеньор, — решительно произнес Саэтта. — Он существует, и я знаю, где он спрятан. Именно это я и намерен вам сообщить.
Огонек зажегся в глазах министра. Но он все еще сомневался.
— Откуда вы это знаете?
— Неважно, монсеньор. Я знаю, и это главное.
Пошарив за колетом, он вытянул оттуда сложенный вчетверо листок и подал его министру со словами:
— В этом документе, монсеньор, содержатся полные и точные сведения о месте, где спрятаны миллионы. Вам остается только откопать клад.
