Потрошитель избавился от него. Забудь все, что видела в Трансильвании. Отключи эмоции. Холодная логика подсказывает нам, какой вывод следует из этих доказательств: Дракула и Джек Потрошитель — одно и то же лицо.
Мина расхохоталась.
— Артур, ты всегда был самым храбрым из нас. Однако, доверяя умственную работу ван Хелсингу, ты поступал очень мудро.
Кулаки Холмвуда непроизвольно сжались, сминая письма в комок.
— Я пришел предостеречь тебя, а ты насмехаешься надо мной?
А ведь не исключено, что этой уловкой она рассчитывает выгородить Дракулу… Может статься, перед его приходом вдова Харкера готовилась к встрече с любовником.
Словно прочитав его мысли, Мина на глазах посерьезнела.
— Да, по Лондону сейчас рыскает вампир. Только это не Дракула.
Холмвуд пошатнулся. Еще один вампир?
— Сейчас не время для игр. На кону стоит жизнь людей.
— На меня напали в собственном доме. Я могла погибнуть.
— И тем не менее ты сама жива, а твой дом в образцовом порядке. И что же сделал с тобой этот коварный вампир? Швырнул в тебя стаканом и ретировался?
Глаза Мины превратились в щелки.
— Я твои теории выслушала, послушай и ты мои. Ты знаешь что-нибудь о венгерской графине Елизавете Батори?
— Нет, а должен?
— Четыре века назад Елизавета Батори замучила и убила шесть с половиной сотен девушек- крестьянок. Она купалась в их крови, желая таким образом продлить молодость. Что это, как не портрет типичного вампира — если подойти к легендам с трезвым историческим анализом? И если догадки Джека верны, то не очевидна ли параллель с Джеком Потрошителем?
— Абсурд. Всем известно, Потрошитель был мужчиной. Ты не убедишь меня, что представительницы прекрасного пола способны на такие ужасные преступления.
— Предрассудки! Потрошителя так и не поймали. Почему он не может быть женщиной?
— Черная вдова… Как интересно, — пробормотал Холмвуд. И все же Мина что-то скрывает… — Джонатана посадили на кол. Если только эту графиню не прозвали Колосажательницей, как и Дракулу, то не вижу никакой связи.
— Хитрость с ее стороны.
— Хорошо, давай на минуту допустим, что ты не ошибаешься. Какое отношение имеет эта Батори, она же Джек Потрошитель, к нам? С чего ей хотеть нам смерти? Бессмыслица!
Мина открыла книгу в кожаном переплете на генеалогическом древе. Ее палец проследовал от имени «Елизавета Батори» до другого — «Влад Дракула III».
Она не видела смысла говорить ему всей правды; достаточно и зацепки.
— Дракулу и Батори связывают общие корни. Они приходятся друг другу родственниками.
Между глаз Артура Холмвуда точно ударила молния; его осенило.
— Она хочет отомстить за его смерть…
Вот теперь все встало на свои места. Не важно, что думает Мина о Дракуле и чего от него хочет — для Батори все они одинаково виновны в его гибели. Сопоставив этот факт с тем, что выяснилось из переписки Басараба и Сьюарда, Холмвуд четко осознал: они с Миной сидят в одной лодке — и лодка эта дала пробоину. Теперь у него не оставалось иного выбора, как довериться ей… с осторожностью, разумеется.
— Нужно поскорее найти ван Хелсинга, — сказал Артур.
— Пыталась. Он не отвечает на мои телеграммы.
Холмвуд уже хотел рассказать ей о встрече Квинси с профессором, когда его посетила еще одна тошнотворная мысль.
— Басараб!
Лицо Мины посерело.
— Что?
Он вложил ей в руки письма, показывая на подписи.
— Джек Сьюард пытался выследить Джека Потрошителя вместе с Басарабом.
— Если Батори сама нашла и убила его, — воскликнула Мина, — то она знает и про Басараба!
Неподдельный испуг в глазах невольно вызвал у него сочувствие. Былое благородство Холмвуда вновь напомнило о себе, побуждая к действию.
— Квинси задумал сегодня поговорить с Басарабом начистоту — в половине седьмого, во время репетиции в театре «Лицей».
Ахнув, Мина перевела взгляд на каминные часы.
— Через двадцать минут со станции отправляется поезд в Лондон. Если успеем, то будем на вокзале Ватерлоо в начале седьмого. Нельзя терять ни минуты: Квинси в большой опасности.
Пока она бегала за вещами на второй этаж, Артур прошел в холл и отыскал свои шляпу, пальто и трость.
Мина вернулась с сумочкой, на ходу заворачивая в шаль предмет, который походил на длинный меч в ножнах.
— Ну и что ты на меня смотришь? Я могу постоять за себя сама.
Артур Холмвуд нашел ее реплику крайне неподобающей. Мина никогда не старалась соответствовать общепринятым представлениям о слабом поле: ее нельзя было назвать утонченно женственной. Более загадочной женщины он еще не встречал. Как знать, что творится в ее голове? В целом, Артуру слова Мины показались убедительными, и все же, если не считать забинтованной руки, он не видел на ней ни царапины. Если на нее действительно напала графиня Батори, то что между ними произошло? В другую возможность ему верить не хотелось, так она была ужасна: Дракула и Мина сговорились, чтобы заманить его в ловушку…
Нет, спиной он к Мине Харкер поворачиваться не рискнет. Впрочем, ему в любом случае надо потолковать с Басарабом.
В дверях их нагнал Мэннинг.
— Мадам, как же я рад, что вы еще не ушли. Эту телеграмму принесли минуту назад. Вам хочет принести соболезнования…
— Спасибо, Мэннинг, — оборвала его Мина и, убрав телеграмму в сумочку, вышла на улицу.
Глава XXXVII
В недрах живота Гамильтона Дина зародилась струя газов — и раскатисто вышла наружу. Стоявший неподалеку театральный рабочий недоуменно поднял бровь.
Дин мучился животом с тех пор, как Стокера хватил удар. Из-за беспрерывной суеты, связанной с постановкой, у него почти не оставалось времени заняться здоровьем. Чем опасней становилась ситуация, тем отчаянней протестовали его внутренности.
Он прекрасно понимал шаткость своего нынешнего положения. Законных прав на постановку «Дракулы» у него нет. Если Стокер не оправится от недуга, грядут переговоры с его вечно недовольной супругой. При этой мысли Дина передернуло. Ко всему прочему, ему приходилось умасливать пайщиков театра и думать о целой куче других проблем.
Басараб потребовал заменить традиционную гостиную из первоначального варианта сценария на подвижную многоярусную систему, позволявшую менять декорации с трансильванского замка на лечебницу в Уитби, а после — на аббатство Карфакс. Услышав об этом, главный плотник демонстративно уволился. Теперь за ходом работ следил Дин. С болезнью Стокера пьеса осталась без режиссера, и его место хотел
