времени.
— Сезам, откройся! — шутливо вскричал он и сделал широкий жест, поднимая крышку.
Ивовые прутья затрещали. Из открытого чрева сундука хлынул одуряющий запах плесени. Айви зажала нос рукой и заглянула внутрь. Помимо воли она ощутила восторженное предвкушение чего-то необычного. Сундук был полон до краев.
— Ого, — пробормотала Айви, приподнимая некогда белую детскую курточку с отстроченными зубчатыми краями, вышивкой по обшлагам и узкой атласной лентой у ворота. Здесь же лежало и детское платьице с крошечными розовыми оборками на груди, кружевными вставками на рукавах и по подолу, а также шляпка в тон. — Ну, смотри, какая прелесть!
Она вынула платье из сундука. Ткань на ощупь казалась легкой, сухой и хрупкой. Из рукава выпала прядка темных волос, перевязанная бледно-голубой ленточкой. Детские кудри. Тот, кто укладывал этот сундук и столь бережно спрятал в детской одежде прядь волос, наверняка не предполагая, что его содержимое много лет спустя будут рассматривать совершенно посторонние любопытные люди.
Под слоем детской одежды оказалось дамское платье, сшитое из какого-то полупрозрачного материала. У него обнаружился высокий стоячий ворот, тщательно изукрашенный пеной примявшихся кружев, которые сбегали по плечам на грудь. Свадебное платье? Если так, то оставалось лишь сожалеть о том, что его сплошь покрывали небольшие пятна чайного цвета.
Айви осторожно пересмотрела остальное содержимое. В сундуке лежали еще несколько женских платьев, у одного из них, темно-синей шерсти, с фестончатым воротником, имелись маленькие перламутровые пуговки. Айви приподняла его на вытянутых руках. Талии у платья не было, лишь завязки на спине. В ткани зияли многочисленные дыры, прогрызенные молью.
— Как, по-твоему, что это такое? — полюбопытствовал Дэвид, вынимая из сундука какой-то пакет, завернутый в грубую холщовую материю, скорее всего парусину.
Развернув его, он обнаружил, что держит в руках рубашку, сужавшиеся к кистям рукава которой были сшиты вместе на запястьях. К одному из рукавов крепился толстый кожаный ремень, а на конце другого красовалась прочная металлическая застежка. Вместо пуговиц на груди — или то была спина? — висели ремешки поменьше с пряжками напротив. «Смирительная рубашка», — подумала потрясенная Айви.
— Помнишь байки о том, что здесь, на чердаке, они держали сына? — обратился к ней Дэвид. — Как знать, может быть, это правда.
Весь перед рубашки был покрыт пятнами, темно-коричневыми и желтыми. Айви поспешно отвела глаза, словно увидела нечто непристойное. Нечто слишком личное, чтобы демонстрировать его на публике.
— Положи ее на место, — попросила она.
— Подожди минутку, — сказал Дэвид. — По-моему, здесь есть кое-что интересное.
С этими словами он протянул ей сверток светло-бежевых кружев.
Он оказался на удивление тяжелым. Развернув пропахшие тленом слой материи, Айви обнаружила потемневшую от времени серебряную щетку для волос, а вместе с ней ручное зеркальце и коробочку из шлифованного стекла, несомненно составлявшие со щеткой комплект. Стеклянная коробочка легко поместилась у Айви на ладони, и в крышке она заметила отверстие.
Она открыла ее. Внутри лежало… что? Нитки, сберегаемые запасливой домохозяйкой? Айви коснулась ниток пальцем. Нет, это были не нитки. Волосы.
И еще в свертке оказалась записная книжка, точнее, тетрадь. Кусочки искрошившегося и высохшего кожаного переплета посыпались на ладонь Айви, когда она открыла ее. Она стала осторожно перелистывать шершавые линованные страницы, исписанные аккуратным почерком. Каждой записи соответствовала дата. Между страницами лежал лист сложенной пополам плотной бумаги. Айви развернула его и поняла, что держит в руках старинную фотографию коричневого цвета.
По одну сторону изгиба стояла молодая женщина с невыразительным вытянутым лицом и черными кругами под глазами. На нем было темное платье с белым воротничком — то самое, которое они нашли в сундуке. Ее длинные и тонкие пальцы, казалось, парили над широким и крепким плечом мужчины с суровым выражением лица и густыми усами, сидевшим перед ней. Одет он был в темный костюм и одной рукой неловко обнимал маленького мальчика с яркими и живыми глазами. На вид мальчугану никак нельзя было дать больше пяти лет от роду, но он уверенно восседал на коленях у отца, серьезный и напряженный, похожий на взрослого мужчину, но непонятной прихоти вырядившегося в короткие штанишки и курточку с галстуком.
Фотография разломилась пополам по линии сгиба, и в руках у Айви осталось изображение женщины. Глядя в ее пустые и ничего не выражающие глаза, она вдруг почувствовала, как ее охватывает глубокая печаль.
— Я уверена, что Власкович не собирался выбрасывать эти вещи, — заявила Айви, стоя тем же вечером у раковины в кухне в ожидании, пока льющаяся из крана вода не потеплеет настолько, что ею можно будет вымыть потемневшие серебряные безделушки. — Мне кажется, что мы не имеем права оставлять их у себя.
Дэвид недовольно фыркнул. Он сидел за столом со словарем под рукой, разгадывая кроссворд. Словарь стал последней навязчивой идеей Дэвида, призванной повысить уровень его самообразования. А причиной послужила язвительная реплика офис-менеджера компании «Роуз Гарденз» Лилиан Бейлисс, посоветовавшей ему справиться в словаре, что означает слово «филистимлянин».
Айви подавила зевок. Часы показывали половину десятого, так что ложиться спать было рановато даже для нее.
— Где-то у нас есть адрес мистера Власковича. Я позвоню ему и узнаю, не пожелает ли он забрать эти вещи.
На всякий случай Айви решила оставить себе тетрадь с записями, которую, пожалуй, следовало называть дневником, фотографию и прядь детских волос из сундука, хотя они вроде бы ничего для нее не значили. И вообще, решая, какие вещи сохранить на память, а какие — выбросить, люди руководствуются странной логикой. Без малейших угрызений совести Айви раздала одежду бабушки Фэй, ее книги и бижутерию. Зато она не смогла заставить себя расстаться — подумать только! — с ее очками для чтения и резиновым эластичным мячиком, которым старушка пользовалась, разминая кисти рук.
Из-под раковины Айви достала баночку с чистящей пастой для изделий из серебра. Перед тем как приступить к работе, она машинально выглянула в окно кухни. Поначалу она не увидела там ничего, кроме своего отражения в стекле. Причем из-за щек, раздувшихся, как у хомячка, — в чем виновата была беременность, прибавившая ей веса, — собственный нос показался ей восклицательным знаком, застрявшим на просторах некогда милого и худощавого лица.
Но вот глаза ее привыкли к темноте, и Айви разглядела сундук из сплетенных прутьев на лужайке. Они с Дэвидом, сложив все найденные вещи обратно, оставили его там в ожидании мусороуборочной машины, которая должна была приехать в среду. Сундук по-прежнему стоял на своем месте в рассеянном свете уличных фонарей и выглядел страшно одиноким и всеми забытым.
Дэвид экспроприировал у миссис Биндель табличку с объявлением: «Можно забирать без спросу и бесплатно». Очевидно, надпись пришлась по вкусу многим, потому как весь вечер рядом с импровизированной свалкой то и дело останавливались грузовички и фургоны любителей поживиться на дармовщину. Молоденькая блондинка, чем-то напомнившая Айви Бритни Спирс в ее лучшие дни, остановила, выбор на белом платье. Женщина, которая давеча приходила к ним на распродажу и которую Айви видела сегодня утром с коляской, оккупированной двумя близнецами, забрала детскую одежду. В сумерках Айви заметила фигуру высокого худощавого мужчины, внимательно перебиравшего остатки. Чуть позже она обнаружила, что коробка с сантехнической арматурой благополучно исчезла. Даже миссис Биндель не смогла удержаться и тоже пришла заглянуть в сундучок. Неужели и ее снедало запоздалое сожаление о собственной поспешной щедрости? Жаль, что днище сундука почти совсем сгнило, иначе кто- нибудь непременно забрал бы его себе и восстановил.
Айви подставила наружную сторону щетки для волос под струю теплой воды из крана.
— Repousse,[13] — медленно проговорила она.
Чудесное, емкое слово. Как раз такое, которое нужно, чтобы описать выпуклый изящный узор из
