душе кошки скребли.
Приехав на дачу, перетаскали все в гараж, сложили в Машину.
Стали прощаться. Родители обняли дочь.
– Да хватит вам! Развели похоронные настроения! – злился Витек. – Провожающих прошу выйти из гаража. Отбываем.
Юля с мужем вышли, прикрыли дверь. Из гаража послышался рев включенной Машины, скрежет, стук. Продолжалось это, стихая, пару минут.
И все.
Произошло это 10 мая 2005 года. И больше Юля не видела родителей. И Виктор ни через пять дней, как было условлено, ни через неделю тоже не вернулся.
IX
На этот раз Машина скрежетала и выла куда громче, чем обычно. И трясло ее так, что сумки, стоящие друг на друге, валились на головы путешественников.
– Перегрузились, – раздраженно сказал старший Громушкин. Точно не он набирал на пять дней барахла, будто собрался зимовать на Полюсе.
Время шло, а Машина все дергалась и ревела. Виктора это настораживало, но он молчал – чего зря пугать стариков?
Наконец рев прекратился. Остановились. Но тоже не как обычно, когда оказывались на твердой земле, а будто плюхнулись во что-то мягкое.
Витек попытался открыть дверь. Что-то мешало. Нажал как следует плечом – дверь сдвинулась, и стало понятно, что Машина увязла в грязи. В трясине. Отец чертыхнулся. Вышли. И в этот момент Машина с чавкающим звуком завалилась на бок.
Огляделись, но вместо привычного холма, где потом будет построена их дача, они увидели настоящую тайгу: громадные ели, сосны. И мох какой-то странный, чудовищный – по пояс. И под ногами хлюпает… А слева, где под холмом тек ручей, шумит река, какая-то вздувшаяся, бурая, тащит ветки и целые деревья…
– Ну, и куда же ты нас привез? – хрипло спросил отец. Мать молча крестилась.
Не сговариваясь, все трое попытались снова влезть в Машину. Заползли кое-как. Плотно закрыть дверь, которая была теперь сверху, Витек не смог. Ну да черт с ней! Нажал на нужную кнопку. Глухо. Дернул рубильник – его до сих пор никогда не трогали, может, он как раз для таких случаев? Машина ни с места…
– У тебя тут хотя бы лопата есть? – спросил отец.
Витек не ответил. Какая лопата? Только что собирались приемник брать, а тут – лопата! Слава богу, хоть чемоданчик с инструментами захватил.
– Пойду поищу какую-нибудь корягу, что ли, – сказал и выбрался в мох.
Родители понуро вышли следом.
– Господи! Куда это мы угодили? – мать всплеснула руками.
И тут Виктор увидел – из-за деревьев к ним медленно приближаются низкорослые коренастые существа, плосколицые и раскосые. Одеты в звериные шкуры. В руках у кого лук, у кого копье.
– К дикарям, куда ж еще! – рыкнул Громушкин старший. – Ну, спасибо, сыночек. Завез. Обеспечил спокойную старость. Сожрут они нас… если не сумеем договориться.
Тимофей Алексеевич поправил очки, забрался на ближайшую кочку и сложил руки рупором возле рта.
– Товарищи дикари! – громко произнес он. – Мы, люди из будущего, прибыли в ваш каменный век с добрыми намерениями! Наша цивилизация передает вам…
…Над головами пролетела стрела и вонзилась в дерево. Мать громко заплакала и присела на корточки, закрыв лицо руками. Тогда, выхватив из кармана газовый пистолет, Витек пальнул в сторону дикарей, те шарахнулись и попадали на землю. Теперь их было не видно, только мох шевелился над головами.
– Изволь ответить! – приказал отец. – Твоя затея, тебе и отвечать! Где мы, в конце концов?
Виктор пожал плечами. Откуда он мог знать? Была бы здесь его сестра, сказала бы, что угодили они примерно в трехсотый-четырехсотый год до нашей эры. Вряд ли бы это кого утешило.
Еще одна стрела просвистела совсем рядом.
– Всем лечь на землю! – скомандовал Витек, непонятно к кому обращаясь. И снова выстрелил. Родители послушно легли, а он забрался в Машину, нащупал среди кучи барахла чемоданчик и вытащил оттуда плоскогубцы, молоток и гаечный ключ…
Юля беспокоилась. Оставив своих в городе, жила одна на даче. В институт ездила два раза в неделю, а возвращаясь, бегом бежала от станции прямо к гаражу. Но там было пусто, и надежда на возвращение стариков или хотя бы Виктора слабела день ото дня.
Однажды, возвращаясь из города, издали увидела, что дверь стоит открытая. И войдя в калитку, – бегом к гаражу. Машина стояла на своем месте, прикрытая брезентом. Точно всегда была тут.
В доме обнаружила спящего брата. Лежал на тахте, укрывшись с головой пледом, он всегда, с детства, так спал – спрятав голову. Спал Витек крепко, еле растолкала. А проснувшись, долго тер глаза, озирался. Потом сел и задал такой вопрос, что Юля решила – не в себе братец:
– Это… Когда… Год здесь какой? И месяц?
– Вить, да ты чего? Вы ж десять дней, как улетели. Двадцатое мая. А что?
– А черт его знает, я же там чуть не год проторчал. Значит, двадцатое? Мая? Это точно?
– Да ты что? Сотрясение мозга? Вот именно. Двадцатое. И год все тот же – две тысячи пятый. А ты что думал? Да очнись ты! Где мама с папой?
– Хрень какая-то!
– Да очнись ты! 'Хрень'. Где родители, говори! Живы?
– Ну, сестрица, ты даешь! Что же я, убил их, что ли?.. Живут, хозяйствуют, имение им оформил – все путем. Мать варенье варит, девок крепостных гоняет. Вошли в роль. Не веришь? Они довольны – это стопудово. Возвращаться не пожелали, просили навещать, лекарства, там, то, се. И чтобы вы с Мишкой и Алексеем прибыли. Только, слушай, эта чертова Машина… Она же нас сперва к питекантропам закинула. Я уж думал – все, капец. Потом уж кое-как починил, добрались до места. А сюда, думал, вообще не попаду. Короче, надо ремонтировать.
Витек возился с Машиной больше недели, разбирал, что-то зачищал, менял какие-то винтики-болтики. Перед тем как опробовать после ремонта, даже перекрестился, чего за ним прежде не водилось. И после испытаний заявил:
– Ни фига! До родителей не добраться. Эта колымага теперь только на тридцать лет тянет, от силы – на тридцать пять. А мне домой пора, к Маринке. Она с ума там сходит, вчера звонила – Гурвичи ее совсем затрахали. Хостель ихний им надоел, а чего хотят, сами не знают. Поеду. Заодно поговорю с людьми насчет Машины и вообще… Там народ башковитый собрался, может, подскажут чего…
– А мать с отцом? – возмутилась Юля. – Их, значит, так и бросим?
