— Что? Ах, да.
— Вам телеграмма, сэр.
— Что?
— Телеграмма.
Я машинально взял у него листок. Потрясенный до глубины души, я даже не понял, что держу в руках. Мальчик смотрел на меня и чего-то ждал.
— А вы читать ее будете, сэр?
— Что? Ах, да. Конечно.
Я вскрыл телеграмму и пробежал глазами по строчкам, не улавливая смысла того, что читаю. Буквы как будто плясали, не желая складываться в слова. Я тряхнул головой и стал читать снова, пытаясь сосредоточиться.
Он умер в Оксфорде в час дня… а в половине четвертого женился на Мей Форстер на глазах у всего города! Что случилось в карете по пути к дому Мей? Этого не знает никто. И никогда не узнает.
Тело Джона Чаррингтона привезли из Оксфорда и похоронили на нашем церковном кладбище. Мей умерла от потрясения, не приходя в сознание. Ее похоронили рядом с могилой Джона.
По странной прихоти судьбы их могилы располагались совсем рядом с плитой, у которой я видел Джона и Мей в тот летний вечер, когда Мей была такой невообразимо красивой, а Джон дал ей обет, оказавшийся роковым: если будет нужно, он восстанет ради нее из мертвых.
Четырехчасовой экспресс
В 1857 году я почти полгода провел в разъездах по Польше и прибалтийским государствам, но под Рождество вернулся в Англию. Мои старинные друзья Изабель и Джонатан Джефт пригласили меня встретить праздник у них в поместье, что в Дамблтоне, неподалеку от Клейборо. Я привык встречать Рождество в кругу друзей, и у меня осталось много приятных воспоминаний об этих веселых сборищах. Но то Рождество — Рождество 1857 года — прошло для меня отнюдь не самым приятным образом.
В Клейборо надо было ехать по Восточной железнодорожной линии сообщением Лондон — Крэмптон. Я прибыл на лондонский вокзал с большим запасом времени. День моего отъезда, четвертое декабря, выдался пасмурным и туманным.
Я хотел ехать в купе один и пошел договариваться с кондуктором, дородным краснолицым дяденькой с роскошными пышными усами. Он провел меня по платформе до свободного купе и дал мне ключ, наказав запереться, чтобы никто меня не побеспокоил; когда я буду выходить в Клейборо, я просто оставлю ключ под сиденьем. Я был очень доволен, что мне удалось получить в свое распоряжение целое купе, поскольку чувствовал себя неважно и у меня не было настроения вести вежливые беседы с какими-то незнакомыми людьми.
Признаюсь, я испытал даже некоторое удовольствие, когда, выглянув в окно, увидел съежившуюся на морозе фигуру. Мужчина быстрым шагом прошел вдоль вагона. «Во всяком случае, ко мне в купе он не сядет», — подумал я удовлетворенно. Как бы в подтверждение этой мысли мужчина остановился у моего купе и подергал ручку.
Однако, к моему несказанному удивлению, у него тоже оказался ключ.
Как только я рассмотрел его поближе, я понял, что знаю этого человека. Он был очень высок и слегка сутулился. Его тонкие губы и угрюмое лицо производили несколько отталкивающее впечатление. У него с собой был большой потрепанный портфель, который он аккуратно положил под сиденье. Я заметил, как он несколько раз поглаживал рукой грудь поверх пиджака, как бы желая убедиться, на месте ли содержимое внутреннего кармана.
Это был Джон Дерри, адвокат, с которым я познакомился три года назад в Дамблтоне.
Он был родственником Изабель, ее кузеном. Время обошлось с ним жестоко. За те годы, пока я его не видел, он очень сдал. Он был болезненно бледен, глаза его горели лихорадочным, беспокойным огнем. Однако, когда Дерри заговорил, он ни словом не обмолвился о том, что его что-то беспокоит или с ним что- то не так.
— Мистер Дерри, если не ошибаюсь?
— Да, все верно.
— Я имел удовольствие познакомиться с вами в Дамблтоне несколько лет назад.
— Да, ваше лицо мне знакомо. — Он близоруко сощурился на меня. — Но боюсь, я запамятовал…
— Ленгфорд, Уильям Ленгфорд. Я старый друг Джонатана и Изабель. Я как раз еду к ним встречать Рождество. Вы случайно не туда же направляетесь?
— О нет. — Дерри важно выпятил грудь. — Я сейчас занимаюсь решением одной важной проблемы. Это касается строительства новой железнодорожной ветки от Блэкуотера до Стокбриджа, о чем вы, вероятно, слышали.
Я объяснил, что меня полгода не было в Англии и поэтому я ничего не знаю.
— Удивительно даже, — неодобрительно буркнул Дерри, как будто поляки и прибалтийцы, по его мнению, должны были только об этом и говорить. — Для процветания Стокбриджа очень важно расширить железнодорожное сообщение. А я как раз занимался курированием проекта. Я состою в совете директоров Восточной железнодорожной линии, — с гордостью объявил он.
Разговорчивый не в меру, напыщенный, одержимый строительством новой ветки от Блэкуотера до Стокбриджа, мистер Дерри весьма обстоятельно и подробно описал мне все препоны, которые ему приходилось преодолевать в связи с разработкой проекта: непомерная алчность землевладельцев, непробиваемое равнодушие жителей Стокбриджа, письма с протестами в местной газете…
Минут через десять я почувствовал, что от его обстоятельного рассказа у меня пухнет голова. Я отчаянно боролся с сонливостью и скукой. Я зевал уже в открытую, но мой дотошный собеседник этого не замечал. Он принялся расписывать во всех подробностях преимущества новой железнодорожной ветки. В конце концов голова у меня по-настоящему разболелась, а веки налились свинцовой тяжестью. Кажется, я задремал. Однако следующая его фраза вывела меня из оцепенения:
— Семьдесят пять тысяч фунтов, наличными.
— Семьдесят пять тысяч, — потрясенно повторил я, стараясь при этом, чтобы мой голос звучал не особенно сонно, — наличными.
— Такую сумму с собой возить страшно, — прошептал он, поглаживая себя по левой стороне груди поверх внутреннего кармана.
Я окончательно проснулся.
— Не хотите же вы сказать, что везете в кармане семьдесят пять тысяч фунтов?!
— Уважаемый господин, — проговорил Дерри с оттенком явного раздражения, — вы разве не слышали, как я сказал вам об этом еще минут сорок назад? Семьдесят пять тысяч фунтов необходимо доставить одному стокбриджскому землевладельцу сегодня, до половины восьмого вечера.
— Но как же вы доберетесь до Стокбриджа от Блэкуотера к половине восьмого? Ведь между ними пока еще нет железнодорожного сообщения.
— До Стокбриджа? — переспросил Дерри с таким видом, как будто я только что высказал наиболее невероятное суждение из всех, какие ему доводилось услышать за всю свою жизнь. — До Стокбриджа? Мне казалось, что я вам уже объяснял, что контора адвоката этого землевладельца находится в Меллингфорде, не дальше чем в миле от Блэкуотера. Разумеется, я дойду пешком.
