нему, невольно желая оттянуть неприятный момент объяснения с Мей — ведь мне предстояло сообщить о том, что ее свадьба не состоится.
— Какая досадная неприятность! — шепнул я ему.
— Верно, сэр. Очень досадная. Но я уверен, что вы опоздали не по своей вине.
—
— Но он здесь, сэр.
—
— Да, сэр. Приехал точнехонько в половине четвертого. По мистеру Джону Чаррингтону можно сверять часы.
Меня охватил непонятный страх. Я не знал, что произошло, но у меня почему-то возникло чувство, что в том, что случилось, виноват только я и что я невольно расстроил свадьбу.
— Церемония, должно быть, уже завершилась, — продолжал Том. — Поскольку вас не было, они попросили быть шафером Джеймса Гилса.
У меня голова шла кругом. Том взял меня под локоть и зашептал мне в самое ухо, так чтобы его не услышал никто посторонний:
— Только между нами, сэр. Что-то здесь явно нечисто. И не потому даже, сэр, что вы, прощу прощения, опоздали. Но уж больно он странным был, мистер Чаррингтон.
— Вы о чем, Том?
— Мне показалось, что он был пьян.
—
— Да, сэр. Мне показалось, что он был очень пьян. Явился какой-то весь пыльный и грязный, как будто в канаве валялся. И лицо у него было бледным как мел. Да еще эта ссадина на лбу… Он прошел вот по этой самой дорожке, на которой вы сейчас стоите, и шагал как-то нетвердо. И смотрел прямо перед собой — этак, знаете, сосредоточенно, сэр. Весь белый, ну что призрак. Даже ни на кого не взглянул. Никому даже «здравствуйте» не сказал. А ведь он всегда очень приветливый и радушный.
Я в жизни не слыхал, чтобы Том говорил так долго. Но вот он, похоже, закончил, и я уже собирался пробраться в церковь и посмотреть, что происходит, но тут толпа заволновалась, и я понял, что сейчас выйдут молодожены. Крестьяне, стоявшие вдоль дорожки, уже приготовили рис, чтобы обсыпать им Джона и Мей. Раздался перезвон колоколов, возвещающий о состоявшемся венчании.
И вот молодые вышли. Джон выглядел просто ужасно — в точности так, как описал его Том, если не хуже. Он медленно прошел мимо. Я попытался поймать его взгляд, но он смотрел прямо перед собой. Он действительно походил скорее на призрака, чем на живого человека. Даже крестьяне замерли в нерешительности, не зная, бросать ли им рис. Всех неожиданно охватило какое-то странное напряжение. Сам воздух, казалось, был насыщен пронзительной безысходностью. И именно в это мгновение радостный перезвон свадебных колоколов затих, сменившись звоном единственного колокола, при звуках которого у меня замерло сердце. Это был скорбный и горестный звон. Звон погребальный… Я взглянул на Мей, которая шла, держа Джона под руку и опустив взгляд. Она вся дрожала, словно ее бил озноб. Ее лицо было мертвенно-бледным, почти как у Джона. Платье из белого шелка лишь подчеркивало эту бледность — и только каштаново-рыжие волосы выделялись ярким живым пятном. Мне показалось, что Мей не в себе.
А потом случилось такое! Из церкви выбежали звонари. Они выскочили, охваченные паникой, и устремились прочь, не разбирая дороги и расталкивая на ходу родственников жениха и невесты.
— Как вам не стыдно! — выкрикнул кто-то из толпы.
— Это не мы! — отозвался один из них. — Мы не знаем, что происходит!.. Мы просто… Они сами звонят, колокола! Они сами! Там наверху никого нет!
Не обращая внимания на возникший переполох, Джон и Мей дошли до конца дорожки и сели в карету, которая должна была доставить их на свадебный банкет. Дверца за ними с громким стуком захлопнулась.
— Сохрани их Господь, — сдавленным шепотом выдохнул Том.
Толпа взорвалась криками. Кто-то молча ушел, испуганно крестясь. Рядом со мной оказался мистер Форстер, отец Мей.
— Если бы я увидел его до того, как он вошел в церковь, я бы немедленно все это прекратил, — пробормотал он. — И вы, Питер… Как вы могли допустить, чтобы он явился на собственное венчание в таком состоянии?! Почему вы опоздали?
— Прошу прощения, я…
— Впрочем, какая разница! Все равно ничего уже не изменишь.
Он отвернулся и пошел успокаивать свою жену, которая тихо плакала, стоя у входа в церковь.
Меня обуревали самые разные чувства: стыд и смущение из-за того, что я пропустил всю службу, и еще — панический страх за Джона и Мей. Я не понимал, что происходит. Впрочем, несмотря ни на что я собирался сделать все возможное для того, чтобы свадебное торжество прошло благополучно. Я принялся рассаживать гостей по каретам. Пора было ехать на праздничный обед.
Карета новобрачных тронулась с места первой, за ней потянулись и все остальные. Однако ехали мы так медленно, будто это был не свадебный кортеж, а унылая похоронная процессия. Сам я сидел во второй карете, вместе с родными Мей. Я высунулся из окна и крикнул кучеру головной кареты, чтобы он подхлестнул лошадей.
— Я стараюсь, сэр, правда, — озадаченно отозвался он. — Только лошади что-то упрямятся… Не желают идти быстрей, хоть ты тресни!
Мы решили обогнать новобрачных, и я сделал знак остальным, чтобы они последовали за нами. Мы рассудили, что, если гости приедут чуть раньше и встретят новобрачных у дома невесты, это поможет создать более праздничную и торжественную атмосферу, так что остаток дня пройдет с большим успехом, чем прошло само венчание.
Когда мы проезжали мимо головной кареты, я не смог удержаться и заглянул внутрь. Впрочем, я ничего не увидел — шторки были задернуты. Лошади действительно еле тащились. Кучер раздраженно тряс поводья. Было видно, что он разозлен. Однако лошади не обращали на него ни малейшего внимания. Их словно влекла какая-то неведомая сила. Это странное зрелище пробудило во мне — и не только во мне — еще большие смятение и тревогу.
И вот мы подъехали к дому Мей. Гости расположились на парадном крыльце и на подъездах к нему. Кое-кто пытался казаться веселым и радостным. Но в небе клубились зловещие грозовые тучи, и ничто не могло разогнать ощущения мрачной тяжести у меня на душе. Наоборот, оно только усилилось, когда карета новобрачных наконец подъехала к дому. Мы с мистером Форстером вышли вперед. Занавеска, задернутая прежде, теперь была отодвинута, и мы увидели… Мы не увидели ничего.
— Там же никого нет! — воскликнул мистер Форстер.
— Но я прямиком сюда ехал, сэр, — отозвался кучер. — И клянусь вам, никто из кареты не выходил.
Мистер Форстер открыл дверцу и застыл, потрясенно глядя на то, что предстало его взору. В самом дальнем углу, скорчившись на полу, сидела Мей. Она закрывала руками лицо и сквозь расставленные пальцы смотрела на нас — мимо нас — безумными, невидящими глазами. Джона в карете не было.
— Мей! — сдавленно выкрикнул мистер Форстер и, подхватив дочь на руки, вынес ее из кареты.
Она безвольно обвисла у него на руках. Лицо ее было бледным как смерть. В глазах застыл ужас. Это было лицо человека, заглянувшего за грань неведомого. Ни разу в жизни не доводилось мне видеть подобного опустошения и безысходности. Надеюсь, что не доведется и впредь. А ее волосы, ее роскошные рыже-каштановые кудри… они были белыми точно снег.
Оглушительный раскат грома разорвал гробовую тишину. А потом начался настоящий хаос. Мать Мей упала без чувств. В это мгновение с небес хлынул дождь. Сплошная стена воды. Кто-то истерично кричал, кто-то куда-то бежал. Все как будто обезумели, объятые ужасом. И посреди всей этой паники стояли мы с мистером Форстером — молчаливые и неподвижные как истуканы. Он держал дочь на руках, по щекам его текли слезы.
Кто-то несмело потянул меня за рукав. Я обернулся, стряхнув с себя оцепенение. Это был маленький мальчик, испуганный и озадаченный. В руке он сжимал какой-то листок.
— Простите, сэр. Вы мистер Темплер?
