— Моя мачеха из бедной семьи и всегда боялась потерять деньги и статус. Она рассказывает о нашей «голубой крови» всем, кто хочет слушать, но на самом деле о первых Соренсенах известно крайне мало. Так что, скорее всего, я не принц. — Он улыбнулся. — А помолвку я разорвал до отъезда в Сидней. Соренсен одна из самых древних фамилий в Дании, но близких родственников у нас очень мало. У моего отца все было завязано на бизнесе. Он провернул несколько рискованных предприятий, чтобы начать свое дело. Мой дядя жил одиноко, и после его смерти пять лет назад все перешло ко мне. Мое настоящее состояние на сегодняшний момент составляет свыше двух миллиардов.
— Долларов?
Он кивнул, и Алли на мгновение зажмурилась.
— Никогда бы не подумала.
Финн пожал плечами, словно его не очень волновала ее реакция. Ее руки затряслись, и он осторожно забрал у нее чашку и поставил на стол.
Девушка несколько раз смущенно пригладила волосы.
— Скажи что-нибудь, — попросил он, когда неловкое молчание затянулось.
— Дай мне минутку.
Он молча изучал черты ее лица, мысленно сравнивая их с ее изображением на старых фотографиях. До отъезда сюда он часами разглядывал их, стараясь вызвать в себе хоть малейший намек на былую страсть.
Пустота.
Он отчетливо помнил, как, вернувшись из больницы, открыл коробку с разной мелочью и бумагами — и игра в кошки-мышки началась. Не прикасаясь к старым фотографиям и письмам, он оставался трезвомыслящим и рассудительным, но стоило ему прочитать хоть слово или дотронуться до какой-нибудь вещицы, как в душе поднималась паника.
В голове мелькали обрывки воспоминаний — незнакомый город, понимающий взгляд темно-серых глаз, первое неловкое прикосновение.
Слабый свет забрезжил в темном туннеле его рассудка.
В результате немыслимого душевного напряжения у него заболело сердце, началась депрессия. Во сне внезапно приходило некое подобие озарения — он просыпался в холодном поту и ничего не мог вспомнить. Финн стал худеть, головные боли усилились.
После смерти отца он пытался погрузиться в поиски дополнения к завещанию, в бумажную работу, в переговоры. Безуспешно. В какие-то моменты его нос улавливал знакомый запах духов, он слышал похожий женский смех. Но его мозг не мог связать воедино отдельные сцены, которые он видел во сне и наяву.
Сотни раз со дня аварии он крепко зажмуривался и твердил сам себе: вспомни, вспомни.
Теперь он смотрел на эту женщину на кушетке и понимал, что только она может помочь ему восстановить память. Почему она ушла от него? Почему он отпустил ее? И самое главное, кто она? Продаст ли она ему свои акции или пожелает принимать участие в жизни компании?
Прекрасная незнакомка, к которой нестерпимо влечет и которая хранит молчание, зная ответы на его вопросы.
Финн сунул руки в карманы.
Алли резко поднялась.
— Итак, Марлен получит контрольный пакет акций, если ты не найдешь дополнение к завещанию.
— Именно.
Она потерла лоб. Он не мог отвести глаз от длинных изящных пальцев с нежно-розовыми ногтями.
— Николай впервые заговорил о разводе, когда меня назначили вице-президентом, — продолжал он, вспоминая рассказ Луизы о двуличии мачехи. — Теперь Марлен хочет продать компанию, оставить тысячи сотрудников без работы, приостановить поддержку дюжины благотворительных фондов. Ей бы только запятнать память об отце и заполучить все его деньги. Она пыталась опубликовать книгу об их отношениях, но мы добились судебного запрета на издание ее мемуаров.
Он присел на краешек стола, взял чашку с кофе и задумчиво уставился на сидящую перед ним женщину.
Она не была красавицей по датским меркам. Финн мог назвать с десяток женщин и красивее, и стройнее, но Алли окружала неуловимая аура женственности. Кудрявые волосы спускались на спину, у лица они были острижены короче и прикрывали линию щек. В реальности она выглядела чуть полнее, чем на фотографиях, и изгибы ее фигуры были так аппетитны, что руки сами тянулись к ним.
В прошлом он много раз занимался с ней любовью.
Его тело напряглось, словно помнило ее прикосновения, дыхание, гладкость ее кожи.
Финн выругался про себя. Ведь у него не было женщины с момента катастрофы.
В другое время и в другом месте Алли Макнайт стала бы воплощением его мужских грез, но сейчас его ухаживания только усложнят их и без того непростые отношения.
Он и так испытывал необычное волнение, читая ее письма. Если бы он мог вспомнить... Она его последняя надежда.
Разглядывая ее нежный профиль, наполовину спрятанный под завесой кудрявых волос, он многое бы отдал за то, чтобы проникнуть в эту маленькую головку.
— Ты с кем-нибудь встречаешься? — неожиданно поинтересовался он.
Она рассмеялась хриплым смехом.
— Не слишком ли поздно спрашивать?
— Так да или нет?
— Нет.
— А как же Тони?
Она прищурилась.
— Ты назвала меня Тони, когда я позвонил.
Алли почувствовала острое желание солгать.
— Он просто хороший друг, — сказала она правду.
Увидев его недоверчивый взгляд, она всплеснула руками.
— О, ради бога! Тони — гей.
— Значит, никого нет?
— У меня нет времени на романы.
Девушка почувствовала, как румянец заливает ей щеки и шею.
— Ты не можешь ожидать, что я все брошу и буду помогать тебе восстанавливать память. Наш брак окончен.
Его лицо окаменело, и Алли узнала тот ледяной взгляд, которым он не раз одаривал ее до отъезда в Сидней.
Она подошла к столу и взяла ключи.
— Куда ты идешь? — требовательно спросил он.
— Домой, — Алли старалась не встречаться с ним глазами. — Я устала и расстроилась. Возможно, у меня далеко не идеальная жизнь, но она принадлежит мне. Я вижу ты пока не готов слушать правду. — С этими словами она захлопнула за собой дверь.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
На следующее утро после получасовой прогулки Алли залезла в душ. Вода приятно освежила разогретые мышцы.
