Потом он рассказал, что у сына все хорошо, про жену ни слова, про работу на местном ТВ, где когда-то был звездой, ни слова, ни слова о книгах и музыке, которую любил бесконечно, – только про кота, уходящего в звериный рай.
Приходько пытался вернуться к своим баранам, но учитель не мог переключиться, он маялся своим отсутствием возле тела уходящего друга и через час прогулки засобирался, попрощался и побежал на свой пятый этаж от живого Приходько к издыхающему коту.
Приходько сначала обиделся – столько нужно было сказать, спросить совета, но пробиться не удалось. Ему предпочли какого-то кота, но потом, при здравом анализе, он понял: его просто не было двадцать лет, а кот был все эти годы рядом, и выбор сделан в пользу близкого – не важно, кто это, зверь или человек.
Он постоял еще немного и пошел опять на вокзал, совершенно не зная, где проведет сегодняшний день, о ночи он не думал.
Он брел по когда-то знакомым улицам, не узнавая никого в субботней толпе. Люди поменялись, как караул из другой части, – ни одного знакомого лица.
От голода и тоски у Приходько возникло ощущение, что он идет по родному городу, а людей, его сограждан по прошлой жизни, унесла нейтронная бомба – дома есть, а людей нет. Ему даже показалось, что и его нет, но удар в бок тележкой с кока-колой вернул его в реальность.
– Не зевай, шляпа! – крикнул ему мужичок в синем халате, перевозчик товара.
Приходько очнулся, потер поврежденный бок, увидел перед собой комиссионный магазин и, сняв свою кожаную куртку за сотни долларов, зашел в магазин.
За прилавком стояла женщина с поджатыми губами, густо накрашенная во всех местах.
Она посмотрела на куртку, люди ее не интересовали, она ее помяла, потом осмотрела, как осматривают прокаженных в лепрозории – брезгливо и с легким отвращением, – и сказала:
– Две тысячи.
Приходько возмутился:
– Она еще новая, стоила девятьсот долларов!
Продавец несчастья ответила:
– Это рассказывайте у вас в Москве, здесь не прокатит! Сдаем или нет?
– Деньги дадите сразу? – промямлил Приходько.
Продавец посмотрела на помятую рожу сдатчика и сказала:
– Сразу только кошки родятся!
Но потом что-то сообразила и выложила из кассы полторы тысячи рублей.
Приходько взял, выбора не было – он остался голым, но при деньгах.
Тут же, на рынке, он толкнул соседнюю дверь и, оказавшись в кавказском кафе, решил там выпить и подумать о будущем.
Взял всего, водки и пива тоже не пожалел, зажмурился и начал пир. Никогда до этого ему не было так пьяно и вкусно. Простая еда, свежая и настоящая, одурманила, он улетел в другой мир, где ценят простые вещи и исполняют настоящие желания.
Он мирно спал, утомленный едой и водкой, положив голову на стол. По столу аккуратно постучали, он проснулся. Официантка подала ему счет, цена приятно удивила, но правая рука стала легче на часы, которые кто-то снял как плату за путешествие в иной мир.
Он хотел обратиться в милицию, но сразу понял, что они ничего не найдут, кроме него, а контакт с органами для него сейчас опасен.
Часы – последняя ценность, на которую он рассчитывал прожить, – испарились, и вместе с ними исчез шанс, его последний шанс жить на плаву. Он фактически стал бомжем, остался без средств к существованию.
Приходько двинул на вокзал, через полчаса он стоял на платформе и читал объявление, что в тупике есть вагоны для ночлега.
Он шел по перрону, платформа уже закончилась, дальше он шел по рельсам.
Мимо него проносились поезда, ветер из-под колес сдувал его с колеи, он зажмуривался, было страшно, казалось, что эти поезда стараются затянуть его под свои колеса и размолотить на рельсах.
Он шел и наконец пришел в тупик, где стояли вагоны и составы, ожидающие своего часа отправиться в обратный путь.
Здесь, как ни странно, было тихо, Приходько огляделся – все вагоны были закрыты, кроме одного. Он толкнул приоткрытую дверь и услышал женские голоса.
В служебном купе сидели две женщины в форме и пили чай.
– Мне бы переночевать… – проговорил, обращаясь к ним, Приходько.
Одна, видимо, главная, осмотрев его, сказала:
– Приходи в десять, место найдем.
Приходько уже повернул назад, но его кто-то окликнул.
В проходе стояла вторая женщина. Она вытирала руки и смотрела на него с интересом.
Потом она спросила:
– Как твоя фамилия, красавчик?
Приходько вспомнил сразу. Он перелетел на двадцать пять лет назад и воскликнул:
– Ты Эля!
Она засмеялась и поправила пилотку на своей рыжей голове.
Приходько все вспомнил.
Когда ему исполнилось шестнадцать лет, мама ему сделала подарок. Ее от работы наградили поездкой в Вильнюс, она взяла Приходько с собой посмотреть на Запад – так называли советскую Прибалтику те, кто не бывал за границей.
Автобус ехал десять часов, люди пели песни, на стоянках справляли нужду и пили вино, закусывая яйцами и помидорами. Несколько мужчин, участников поездки, после вина пытались ближе к ночи совратить товарищей по работе женского пола, женщины нервно смеялись, но не давали по моральным соображениям.
Приехали поздно ночью, и все легли на маты в спортзале какой-то школы.
Утром поехали по городу, осмотрели весь набор: башню Гедеминаса, Святые ворота, Таурас…
Обедали в столовой, Приходько удивился чистоте и наличию салфеток и ножей в обычном общепите. Еда тоже была другой: цеппелины – картофельные оладьи с мясом – и сок в маленьких пакетиках с трубочкой.
После обеда было свободное время, и Приходько пошел гулять по центру города.
Ему нравилось все: брусчатка старых улиц и уютных площадей, маленькие кафе и костелы. Все было мило, обжито, и казалось, что здесь нет советской власти, даже призывы к 1 Мая, написанные на другом языке, не раздражали.
Он зашел в одно кафе и присел за стол, где уже сидела девушка. Принесли кофе, и Приходько решил навести межличностные контакты.
Девушка была местной, но говорила по-русски и разговора не избегала.
Приходько сказал, что он из Москвы, студент-филолог, путешествует на каникулах.
За стол привели какого-то мужика за сорок, но Приходько его даже не рассмотрел, был увлечен девушкой и по сторонам не пялился.
Девушка стала спрашивать, как Москва, трудно ли учиться в МГУ.
– Да ничего трудного, – честно отвечал Приходько, – если не учишься, совсем не трудно, пей да гуляй.
Потом девушка спросила:
– А какие поэты в России сейчас на слуху?
Он стал читать ей лекцию, что он интересуется только Серебряным веком, из советских признает лишь Пастернака, Цветаеву и Ахматову. Все это он слышал в поезде, когда ехал в Москву на электричке за колбасой, от мужика, пытавшегося соблазнить пьяную студентку из Ярославля.
Мужик с бородой и в шейном платке поднял на Приходько заинтересованный взгляд, но молчал.
Девушка так взволновалась от слов столичной штучки в индийских джинсах, что даже порозовела и тихо попросила прочесть Ахматову. И вот тут Приходько пришел конец.
