— Я к тебе обращаюсь, женщина: чего ты хочешь?
В интонациях его ощущалось некоторое удивление. Вероятно, он не привык, чтобы его обращение игнорировали. Женщина, однако, все так же молчала и лишь только когда Геккон, протянув свою сильную руку, взял ее двумя пальцами за подбородок, резко вздернув лицо и разглядывая его с близкого расстояния, то она как бы нехотя, выгнувшись телом, медленно отстранилась и сказала высоким, стеклянным, точно замороженным голосом:
— Мне ничего не нужно…
После чего отвернулась и, не спрашивая разрешения, двинулась на противоположную сторону аппельплаца, где галдящие взбудораженные сарацины, собравшиеся, наверное, со всего гарнизона, окружали десятка полтора испуганных женщин — возбужденно показывали на них, что-то выкрикивали — а начальник конвоя, похожий на бочку, обитую бронзой, поднимая копье, отгонял, впрочем с явной беззлобностью, слишком уж напирающих.
Женщина направлялась именно в оцепление и лишь, почти вплотную приблизившись к спинам, которые были закрыты не латами, а коричневой кожей, обернулась к Геккону, все так же стоящему у распахнутого окна, и отчетливо крикнула, сложив рупором поднятые ладони:
— Убей их обоих!.. Убей этих наших народных избранников!..
И ближайший сарацин, сразу же облапив ее, с хохотом утащил в толпу, которая взорвалась возгласами искреннего восторга:
— Харра-а!.. Охэ-эй!..
Геккон притворил ставни.
— Вот она, благодарность народа, — сдавленно сказал Мэр, доставая все тот же платок и вытирая им впалые щеки. Бьешься, бьешься для них, жизни своей не жалеешь, можно было бы, казалось, рассчитывать на некоторое сочувствие? Нет относятся, как к врагу, как к предателю, получаешь в ответ одни оскорбления… — нервным движением он спрятал платок в карман и, посмотрев на Геккона, который, по-видимому, пребывал в некой задумчивости, покачался на пятках, одновременно похрустывая каждым пальцем в отдельности. — Однако, дорогой друг, я вижу, что вы задержали транспорт, подготовленный для отправки. Эта акция представляется мне очень несвоевременной. Существуют определенные договоры, и нарушать их — значит брать на себя слишком большую ответственность. Вспомните, как вы сами еще недавно требовали от нас строгого исполнения Конкордата. Разве не так?.. Дорогой друг! Мне кажется, что вы меня — как-то не слушаете…
— Милорд!.. — неожиданно громко воззвал Фабрициус Барма.
Геккон даже вздрогнул.
И тем не менее, замкнутое лицо его немедленно стало любезным.
Он вежливо произнес:
— Да, дорогой друг, я признаю справедливость ваших упреков, они ранят мне сердце и скорбь моя — неизбывна. Но ведь я не брал на себя в этом случае никаких обязательств, единичный транспорт не улучшит вашего положения, откупиться вам все равно не удастся, разве что вы собираетесь тайно договориться с принцем. А к тому же, женщины нужны и моим воинам тоже, как вы знаете, это и послужило целью похода, и теперь они вправе рассчитывать на награду, будет хуже, если они начнут хватать женщин на улицах, это, дорогой друг, поставит нас в затруднительную ситуацию, а ведь скоро нам предстоит вместе сражаться, и не стоит, наверное, осложнять отношений между воинами и горожанами, мы должны быть едины перед угрозой вражеского нашествия. Между прочим, я вовсе не думаю, что принц рассчитывает получить этот транспорт. Женщины ему, конечно, нужны, но он, дорогой друг, достаточно сообразителен…
Геккон вдруг сухо и коротко засмеялся.
— Но мы, по крайней мере, могли бы оттянуть время, — не слишком довольно сказал Мэр. — А пока — подготовиться, провести, быть может, пару учений. Горожане и воины должны привыкнуть друг к другу. Я считаю, что не помешал бы и совместный парад — для поднятия духа. Как вы, дорогой друг, относитесь к небольшому параду?
Геккон махнул рукой.
— Причем здесь парад? — сказал он пренебрежительно. Просто ваши люди не умеют сражаться. Слишком сыто они живут, и слишком многое теряют в случае смерти. Роскошь и излишества погубили уже не одну великую цивилизацию. Имейте это в виду, дорогой друг. Рассчитывать, в случае нападения, можно только на мои Железные роты. На копейщиков, на арбалетчиков, которые сейчас тренируются. Главное, не допустить ближнего боя. Тем не менее, принц Фелида, по слухам, очень силен, и поддержка горожан несомненно потребуется. Мне нужны будут резервные формирования. Поэтому, дорогой друг, ваша мысль о координации совместных усилий, представляется мне чрезвычайно заманчивой. Честно говоря, я уже обдумывал некоторые моменты сотрудничества, и мне кажется, что многое здесь зависит от сэра Фабрициуса. Потому что именно сэр Фабрициус обеспечивает нашу внутреннюю и внешнюю безопасность. В связи с этим, я предложил бы сэру Фабрициусу провести некоторое время у меня в резиденции — просто, чтобы наше сотрудничество стало еще более плодотворным.
Мэр вздернул голову.
— Я не совсем понимаю, — холодно сказал он. — То есть, вы, дорогой друг, настаиваете, чтобы… сэр Фабрициус здесь поселился?
— Так будет лучше, — мягко ответил Геккон.
— И насколько, вы полагаете?..
— Время покажет…
Тогда Мэр, не скрывая тревоги, посмотрел на своего молчаливого представительного помощника, а помощник сдержанно улыбнулся, как будто данное приглашение доставило ему удовольствие:
— Я — арестован?..
Крупное, породистое лицо его не выражало ничего, кроме радости.
Видимо, он превосходно владел собой.
Геккон поднял брови.
— Ну что вы, дорогой друг! — воскликнул он протестующе. — Разумеется, вы останетесь у меня только в качестве гостя! Ваша свобода… на острове… нисколько не ограничивается. Вы можете приглашать к себе, кого захотите, и вы можете поддерживать связь со своим Департаментом — я надеюсь, что трех телефонов вам будет достаточно? И потом, все это — лишь на короткое время: до тех пор, пока обстановка в городе не станет спокойной…
— Но все-таки… дорогой друг… — растерянно начал Мэр.
Однако, сам Фабрициус Барма неожиданно поклонился, и глаза его просияли — как будто от внезапного озарения.
Он сказал:
— Я благодарю вас, милорд, за оказанное мне исключительное доверие…
Голос также не выражал ничего, кроме радости.
А ладони были церемонно прижаты к груди.
Геккон тут же, с подчеркнутым уважением, взял Мэра под локоть:
— Дорогой друг, мы же не будем из-за таких пустяков омрачать наши действительно искренние отношения? Настоящее благородство должно быть выше повседневности и суеты. Если вы не против, то я хотел бы показать вам картины, привезенные с Юга. Они просто великолепны. Без сомнения, южные мастера лучше прочих умеют сочетать изысканность и колорит. Я надеюсь, что сэр Фабрициус извинит нас за то, что мы ненадолго его оставим. Он пока тут освоится, может быть, изменит здесь что-нибудь сообразно своим потребностям. Мы еще увидимся, сэр Фабрициус, я не прощаюсь…
Дверь закрылась и стало слышно, как недоумевающего, изумленного мэра увлекают по коридору: И все же, дорогой друг, я решительно не понимаю… — Ах, какие там, дорогой друг, необыкновенные краски!.. — Я не о картинах, дорогой друг, если позволите… — И напрасно: вам еще не приходилось видеть подобного… — Но, дорогой друг, вы не находите, что это — несколько странно?.. — Что вы, дорогой друг, ведь между нами — искренность и доверие…
Голоса затихали, по-видимому, перемещаясь на улицу. В наступившей, пугающей, как в подземелье, сплошной тишине вдруг отчетливо выделилось тиканье маятника, снующего под циферблатом. Часы, судя по всему, были старинные, древней ручной работы: стрелки у них поражали ажурным литьем, а на
