Мэром. И это, пожалуй, единственное реальное объяснение. Городской совет и вторжение. Вторжение и Городской совет. Кажется, я теряю профессиональные навыки. Этот вариант следовало бы предусмотреть. Я теряю навыки, а вместе с ними и жизнь — потому что моя жизнь в такой вариант просто не вписывается…
— Так мы ждем ваших объяснений, господин Начальник Охранного департамента, — напомнил Мэр.
Барма выпрямился.
— Лейтенант Котошма! — холодно позвал он. А когда Цыпа вытянулся перед ним, всем своим существом выказывая преданность и готовность, то сказал, отчетливо выговаривая слова чтобы смысл их во всей полноте дошел до слушателей. — Где-то здесь должна находиться «метка», судя по запаху… Лейтенант, вы знаете, что такое 'метка'?.. Найдите ее немедленно и уничтожьте!.. Залейте бензином! Сожгите!.. Потом свяжитесь с Департаментом Охраны здоровья, пусть они вышлют машины по городу! Обо всех обнаруженных «метках» докладывать незамедлительно!..
Он спокойно и твердо посмотрел в глаза Мэра.
— Я думаю, что вам лучше вернуться к своим обязанностям. Невозможно, чтобы в такое время город оставался без руководства. Меры уже принимаются. Кризис, вероятно, преодолим. Я надеюсь, что часа через три я смогу предоставить вам исчерпывающую информацию…
Мэр бросил платок.
— Безобразие! — не скрывая сильнейшего раздражения, сказал он. — «Метки» какие-то, проникновение!.. И это — накануне нашего официального праздника. Я не знаю, как в такой обстановке мы будем устраивать День прощения. Я боюсь, что трудящиеся нас не поймут. И потом, почему принц Фелида не даст отпора этим… насекомообразным? Для чего мы, в конце концов, подписывали Конкордат? Или, может быть, это какая-то очередная уловка? Никаких уловок я больше не потерплю! Господин Фабрициус, имейте в виду, что я делаю вам официальное предупреждение!..
Высоко подняв палец, видимо, чтобы подчеркнуть важность момента, Мэр решительно, точно собираясь бежать, отшатнулся и, едва не налетев на лысеватого Начальника Канцелярии, который неловко отпрыгнул, нервными большими шагами, перебираясь через железо и балки, лежащие на земле, устремился к проему между двумя низкими складами, где виднелась кавалькада машин, замыкаемая для безопасности военным открытым «газиком».
Полы импортного пиджака у него раздувались, а отвислые тощие руки болтались, как будто лишенные мускулатуры.
Все кретины немедленно последовали за ним.
Только осторожный, привыкший к бюрократическим передрягам Начальник Канцелярии мэрии несколько задержался, нагибаясь и делая вид, что отряхивает концы запачканных брюк, и, дождавшись, пока свита отойдет на положенное расстояние, покровительственно и вместе с тем явно сочувствующе сжал Барме локоть:
— Ничего, ничего, бывает…
После чего также заковылял следом за остальными.
Это было уж совсем ни в какие ворота.
Барма скрипнул зубами.
Тотчас, словно из-под земли, появился слегка запыхавшийся Цыпа и, привстав на носках, чему-то, как всегда, усмехаясь, доложил — шутовским движением прикладывая ладонь к голове:
— Еще две секунды!..
Донесся мягкий хлопок, и затем вдруг столб дыма поднялся от разваленного пакгауза и, клубясь, подворачиваясь, начал расползаться по небу, будто натолкнувшись на невидимое препятствие.
— Все! «Метка» больше не существует…
Тогда Барма взял его за отвороты кожаной куртки и приблизился так, что их лица оказались почти вплотную друг к другу:
— Слушай, ты на кого работаешь, Цыпа?..
Впрочем, он тут же пожалел о своей несдержанности и, разжав хватку пальцев, чтобы выскользнула из них мягкая кожа, вытерев после этого ладони платком, произнес — уже совершенно спокойно:
— Ты, Цыпа, дурак. Ты, конечно, можешь попробовать занять мое место, но ты всегда будешь для них чужим. Чужим, понимаешь? И тебя съедят точно так же, как ты сейчас пытаешься съесть меня…
Он спрятал платок в карман.
— Зря вы это, герр Фабрициус, — мягко сказал Цыпа. Все-таки надо кому-то верить, иначе уж совсем безнадежно. А я вас не предавал и не собираюсь…
Отвороты кожаной куртки у него — медленно расправлялись.
Барма покусал губы.
— Ладно, Цыпа, старый товарищ, подбросишь меня до центра. И, пожалуйста, проследи, чтобы ко мне не прилип кто-нибудь из твоих оглоедов. Надоело. Я хочу быть один. Ты меня понял?
Цыпа вздохнул.
— Обижаете, герр Фабрициус…
— Так ты меня понял?
— Слушаюсь, ваше превосходительство!..
В машине они молчали, а когда Барма, не попрощавшись, вышел напротив Пожарной башни, то сначала деловым быстрым шагом направился в сторону Адмиралтейства, а затем, повернув на полдороги обратно, пересек пару улиц, в местах, где не было переходов, пропилил длинный сквер, немного попетлял в переулках и, только убедившись в результате всех этих усилий, что за ним действительно никто не следит, поднырнул под пластмассовый, процарапанный нехорошими выражениями колпак таксофона.
Номер соединился сразу, и, не называя себя, без какого-либо особого предисловия он продиктовал некий адрес и добавил после секундного колебания — переходя с шепота на обычный голос:
— Вряд ли там что-нибудь очень серьезное. Но ты все-таки не задерживайся, и оружие захвати. Но без шума: действуй по обстановке…
После чего лязгнул трубкой и, заторопившись по мостовой, чуть ли не на ходу вскочил в опустевший на остановке передний вагон трамвая.
Плохо, подумал он снова, устраиваясь на одиночном сиденье. Плохо. И, кажется, будет гораздо хуже. Цыпа сейчас заметался — это вполне объяснимо, но вот почему лично Мэр пытается сюда влезть? Что ему мало забот в Городском совете? И откуда, действительно, взялся этот утопленник-короед? Короеды обычно выполняют работу разведчиков. Неужели жуки в самом деле решили разорвать Конкордат? И теперь нас в ближайшее время ожидает очередное нашествие? Ерунда, по-моему, я паникую. Но во всяком случае, это надо немедленно выяснить. Выяснить, разобраться, принять необходимые меры. Потому что короеды — это финал. Мне совсем не улыбается жить с короедами…
Перед выходом он оглянулся. На мгновение ему показалось, что он знает крупную рыжеволосую женщину, дремлющую, обняв сумку, на заднем сиденье — перетянутую платком, с яркими крутыми бровями. Может быть, это была какая-то секретарша из мэрии, а, быть может, окончательно рехнувшийся Цыпа не послушал совета и все-таки приставил к нему наблюдение. Правда в таком варианте женщина не была бы ему знакомой. Тем не менее, он немного помедлил. Но поскольку рыжеволосая женщина явно не собиралась выходить вслед за ним, то он все же сбежал по вагонным ступенькам, а затем, проверившись еще раз, убедившись, что трамвай бесповоротно увез ее в сияющую дымку проспекта, торопливо нырнул в неприветливый узкий двор, на утоптанной тверди которого не пробивалась ни одна травинка, и, поднявшись по черной лестнице, плотным сумраком средь заколоченных окон оправдывающей такое название, на площадке последнего этажа, повозившись с ключами, которые почему-то не совпадали, потянув, наконец, оказавшуюся незапертой дверь, проскользнул в нежилую, с ободранными обоями глотку квартиры.
Отвратительный густой запах ударил ему в ноздри.
Барма, предупреждая, покашлял.
И немедленно в спину ему уперлось что-то колющее, и ломающийся, совсем девчоночий голосок пропищал:
— Зачем пришел, Барма?..
Крепкая когтистая лапка скользнула за пазуху и вытащила пистолет.
