Харитон отмахнулся:
— А… не всякое лыко в строку. Ты не думай только, что я насчет этого мальчика не переживаю. Дескать, забурел Харитон, оторвался от простого народа. Знаешь, как говорят… Хотя, если честно, то, конечно, не переживаю. Понимаю, разумеется, что — трагедия и что — общественность взбудоражена. И, конечно, предпринимаю соответствующие усилия: и милиция поставлена на ноги, и по радио объявляют. Даже денежную награду назначили тому, кто поможет. Но, признаться, старик, не волнует меня это по- настоящему. Ведь на самом-то деле — мелочи, ерунда. Что такое ваш мальчик в масштабах города? У нас каждый год по крайней мере один человек исчезает. Ничего, тишина… Эх, Серега, мне бы федеральный кредит увеличить, да добиться, чтобы налоги не ускользали из города неизвестно куда, — провести ремонт улиц, благоустроить районы, вот тогда мне сограждане на выборах скажут спасибо. Ну а мальчика мы отыщем, подумаешь, мальчик. Пекка землю рыть будет, не сомневайся…
Лидочка нервно сказала:
— Ты только не слушай, что он тут плетет тебе с пьяных глаз. Залил бельмы и несет околесицу. Случай, конечно, кошмарный. Сам метался весь день, организовывал поиски.
Быстрым легким движением она показала на Дрюню, который появился в гостиной. У того лицо было хмурое, а в руках он держал замысловатую конструкцию из картона.
— Какие-нибудь проблемы? — поинтересовался Сергей.
— Мне нужен «момент», — сказал Дрюня высоким неестественным голосом.
— «Момент» на веранде, на полочке, где маленькие эхинопсисы…
Дрюня, однако, не поспешил, но внимательно оглядел застолье, как будто запоминая, а затем повернулся и вышел — прикрыв за собой дверь.
Взвизгнули на крыльце половицы.
— Собачка у нас пропала, — несколько искусственным тоном объяснила Ветка. — На секунду оставили, и — то ли заблудилась, то ли украли. Шапки, говорят, из них делают. Вот Андрон и переживает последнее время. — Она подчеркнуто улыбнулась. — Ничего-ничего, наверное, скоро отыщется…
Харитон, как будто молясь, воздел кверху руки.
— Боже мой!.. — с неподдельным ужасом вскричал он. — Дети, собачки какие-то, чем вы тут занимаетесь?.. У тебя случайно любимый таракан не пропал? А то, знаешь, давай, я тебе посочувствую!.. — Бормоча: «По этому случаю надо врезать», он схватил бутылку, которую Лидочка уже отпустила, и, немного промахиваясь, налил всем полные рюмки. Быстро поднял свою и провозгласил: Ну! За то, чтоб жизнь пенилась, а не протухала!.. — выпил, крякнул и закусил соленым огурчиком. — М-м-м… пожалуйста, не обижайся, старик, но последние годы ты, по-моему, слегка растерялся. Тараканы, собачки, утратил нить жизни… — обвиняющим жестом он указал на полки с цветами. — Занимаешься чепухой. Это вот у тебя что?
— Акорус, — сказал Сергей.
— А вон там, над диваном, вон-вон это, зелененькое?..
— Пармакита, или «тибетская роза»…
Харитон хлопнул ладонью по крышке стола:
— Выбрось ты эти розы к чертовой матери! Вот давай прямо сейчас соберемся и выбросим. Тараканы, собачки, нашел занятие! В самый раз, понимаешь, для взрослого мужика. Жизнь, Серега, кипит так, что шарики разъезжаются. Я тебе сто раз говорил: иди к нам в мэрию. Мне порядочные сотрудники во как нужны! — Харитон напряженными пальцами чиркнул себя по горлу. — Грязь тебя наша пугает? Грязи, конечно, полно. Но не только же грязь — позитив какой-никакой наработали. Ну, Серега! Мы горы с тобой своротим!.. — Он решительно жестом убрал с бутылки лидочкину ладонь. — Вот что, мать, ты сейчас не хватай меня за руки. Разговор завязался серьезный, надо разобраться как следует…
Сергей мирно сказал:
— «Тибетская роза» растет высоко в горах. Собственно, это не роза, а редкий вид камнеломок. Саксифрага Тибетика. Цветет она раз в десять лет. И во всем мире есть только три человека, которые это видели. Я, конечно, имею в виду случаи документированные. Цветок плоский, похожий на раскрывшийся лотос, и, как говорят легенды, «неописуемой красоты». Тот, кто видел хоть раз цветущую пармакиту, обретает покой — не богатство, не счастье, не сверхъестественные способности. Так, во всяком случае, утверждают легенды… — Он секунду-ругую помолчал, чтоб дошло, а затем поднял рюмку и звякнул о харитошину. — Твое здоровье!..
— Взаимно!
— Ну — будь!..
Ветка вдруг поднялась и, не говоря ни слова, вышла из комнаты.
Каблуки ее простучали по коридору.
Повисла нехорошая тишина.
Что-то жумкнуло, и долетело хрипение крана на кухне.
— Н-да… — после некоторой паузы произнес Харитон. — А ты, извини, конечно, в какую-нибудь мистику не ударился? Там — «Великое Братство» или что-нибудь такое еще. Они у нас в городе тоже, помнится, обретались…
Сергей сморщился.
— Я хотел лишь сказать, что жизнь не обязательно имеет конкретную цель. Там — добиться успеха, занять высокую должность. Она не для чего-то, она — просто жизнь. Вот и все. По-моему, достаточно ясно…
Лидочка поспешно налила себе сухого вина.
— Никто за дамами не ухаживает, приходится нам самим… Харитоша, ну что ты в самом деле мучаешь человека? Привязался: и это ему не так, и то не этак. Пусть он живет, как хочет, имеет такое право? А вот лично мне эта легенда очень понравилась. Цветок… высоко в горах… Ребята, давайте выпьем за жизнь!..
Крепкие пальцы ее охватили бокал. Почему-то это заступничество было особенно неприятно.
Сергей отодвинулся.
— Пойду позову Ветку, — сказал он…
Дальше начиналась река, берег ниспадал крутым каменистым обрывом, от воды поднимался туман, и шуршали невидимые камыши у оврага. Луны нынче не было. Вернее, она была, но — закрытая облаком, которое немного светилось. Вероятно, клонило к дождю. Плеснула рыба, и томительный мокрый звук улетел в неизвестность.
Сергей бросил вниз сигарету. Курил он редко и только в соответствующем настроении. К черту, подумал он. Почему я должен переживать из-за каждого слова? Харитоша ведь вовсе не собирался меня обидеть. Ну — сказал, ну — это его точка зрения. И, наверное, точно так же не говорила ничего обидного Лидочка. Лидочка вообще сегодня — сама деликатность. Ринулась мне на выручку, укоротила язык Харитону. То есть, не из-за чего переживать. И однако, как они не могут понять, что судьба — это вовсе не значит бежать и карабкаться, что совсем не обязательно пробиваться наверх и что жить можно так, как несет тебя само течение жизни. Разумеется, иногда подгребая, чтобы не захлебнуться. Этого они почему-то не понимают. В их представлении, жизнь — это непрекращающаяся борьба. Гандикап, где мы все — как хрипящие лошади. Надрывается сердце, копыта стучат по земле, валится под ноги участников мыльная пена. А вот я не хочу быть хрипящей лошадью. Мне это не интересно.
Он вспомнил злое и вместе с тем обиженное лицо Виктории. Как она делала вид, что у нее на кухне — какие-то неотложные хлопоты. Как она переставляла кастрюли с места на место и как, хотя этого и не требовалось, попыталась начать мыть посуду. И как все-таки не выдержала и бросила губку в раковину: «Не хочу, чтобы моего мужа считали блаженненьким идиотом». — «Никто меня идиотом не считает», сказал Сергей. — «Считают, ты просто не желаешь этого видеть». — «Хорошо, пусть считают, что здесь такого?» «А такого, что это переносится и на всю нашу семью». — «Ты имеешь в виду себя?» — «Я имею в виду Андрона». — «Уверяю тебя, что ты ошибаешься». — «А, да хватит! Что с тобой разговаривать»!..
Хорошо еще, что Ветка не могла долго сердиться. Она все-таки вымыла сгоряча пару тарелок — кое- как их протерла, грохнула на сушилку, а потом уже несколько спокойней пробормотав: «Ладно, неудобно бросать их одних», не сказав больше ни слова, отправилась в комнату.
