западничеством покончено. Цивилизация прошла нас стороной, мы проходили по ведомству географии, а не истории, так что нас все это почти не задело. Теперь мы можем, не отвлекаясь, заняться делом.

Бакунин. Я не мог дождаться, когда окажусь на Западе. Но ответ все это время был у нас за спиной. Крестьянская революция, Герцен! Маркс надул нас. Он просто городской сноб, для него крестьяне – это не люди, это сельское хозяйство, как коровы или репа. Но он не знает русских крестьян! За ними история бунтов, и мы забыли об этом.

Герцен. Остановись-остановись.

Бакунин. Я не имею в виду набожных седобородых старцев – оставим их славянофилам. Я имею в виду мужчин и женщин, готовых спалить все вокруг, вздернуть на суку помещика и насадить на вилы головы жандармов!

Герцен. Остановись! – «Разрушение – это творческая сила!» Ты такой ребенок! Мы должны сами идти к людям, вести их за собой шаг за шагом. У России есть шанс. Деревенская община может стать основой настоящего народничества – не аксаковский сентиментальный патернализм и не бесчувственный бюрократизм социалистической элиты, а самоуправление снизу. Русский социализм! После французского фарса я был в отчаянии… Россия спасла меня… Ты здесь, Михаил?!

Бакунин. О да. Если ты прав, я здесь надолго. (Уходит.)

Герцен. Ни у кого нет карты. Карты вообще нет. На Западе в следующий раз может победить социализм, но это не конечная точка истории. Социализм тоже дойдет до крайностей, до нелепостей, и Европа снова затрещит по швам. Границы изменятся, нации расколются, города заполыхают… рухнет закон, образование, промышленность, загниют поля, к власти придут военные, а капиталы вывезут в Англию и Америку… Снова начнется война между босяками и обутыми. Она будет кровавой, скорой и несправедливой, и Европа после нее станет похожа на Чехию после Гуситских войн. Тебе жаль цивилизации? Мне тоже жаль.

Слышен голос Натали – из прошлого, – зовущий снова и снова Колю.

Натали (за сценой). Коля!

Вдалеке раскат грома.

Герцен. Он не слышит тебя.

Натали (за сценой). Коля!

Герцен. Прости меня, Натали. Прости.

Лето 1846 г

Соколово, как раньше. Продолжение. Вдалеке слышен раскат грома.

Голос Натали по-прежнему зовет Колю. Саша останавливается, чтобы посмотреть и прислушаться. Мужские голоса доносятся издалека. Это Герцен и его друзья перекликаются во время поисков. Входит Огарев и окликает Натали.

Огарев. Коля здесь! Он со мной.

Натали (входит). О слава тебе, Господи… слава Богу.

Огарев. Без паники, без паники… Он шел вдоль канавы и весь перепачкался.

Натали перебегает через сцену.

Натали (за сценой). Мама боялась, что потеряла тебя! Пойдем, будем тебя отмывать в ручье. (Удаляясь.) Александр!.. Мы здесь!..

Огарев по-прежнему держит Сашину удочку и стеклянную банку из-под варенья. Вдалеке слышны мужские голоса. Они кричат друг другу, что Коля нашелся. Последний раскат грома.

Огарев. Жизнь, жизнь… (Саше.) Тебе папа когда-нибудь рассказывал, как мы с ним познакомились и стали лучшими друзьями?

Саша. Неправда, я вас не знаю.

Огарев. Правда! Твоего отца я знал еще до твоего рождения! Это был самый счастливый день в моей жизни – тот день. Мы взялись за руки и все вместе встали на колени, – твои мать и отец, и моя жена и я, и… Но ты прав, потом я надолго уехал. (Пауза.) Нет, самый счастливый день в моей жизни был задолго до того, на Воробьевых горах, и мы с твоим отцом… взбежали на самый верх. Солнце садилось над распростертой перед нами Москвой, и мы поклялись… стать революционерами. Мне было тринадцать лет. (У него вырывается легкий смешок, он смотрит в небо.) Гроза прошла стороной.

Герцен (за сценой). Ник!.. (Входит с письмом от Орлова.)

Огарев. Скажи Саше, кто я.

Герцен. Смотри… от графа Орлова. (Передает письмо Огареву, который начинает его читать.) (Саше.) Ник? Ник – мой лучший друг.

Огарев возвращает письмо Герцену.

Огарев (Саше). Видишь? (Радостно обнимает Герцена, поздравляет его.

Входит Натали с Колей на руках.

Входят Грановский, Кетчер и Тургенев. Медленное затемнение, когда они все собираются у места для пикника.

Конец

Выброшенные на берег

Действующие лица

Александр Герцен, русский в изгнании

Саша Герцен, его сын

Тата Герцен, дочь Герцена

Ольга Герцен, дочь Герцена и Наташи

Мария Фромм, няня, немка

Готфрид Кинкель, немец в изгнании

Иоанна Кинкель, его жена

Мальвида фон Майзенбуг, немка в изгнании

Арнольд Руге, немец в изгнании

Карл Маркс, немецкий коммунист в изгнании

Эрнст Джонс, английский радикал

Александр Ледрю-Роллен, французский социалист в изгнании

Луи Блан, французский социалист в изгнании

Станислав Ворцель, польский националист в изгнании

Джузеппе Мадзини, итальянский националист

Лайош Кошут, лидер венгерских националистов в изгнании

Капитан Пекс, «адъютант» Кошута

Альфонс де Билль, адъютант Ледрю-Роллена

Горничная

Леон Зенкович, польский эмигрант

Эмилия Джонс, жена Джонса

Людвиг Чернецкий, поляк, владелец типографии

Станислав Тхожевский, хозяин книжного магазина

Михаил Бакунин, русский анархист в изгнании

Николай Огарев, поэт и соредактор «Колокола»

Натали Огарева, его жена

Миссис Блэйни, няня у Герценов

Польский эмигрант

Иван Тургенев, русский писатель

Мэри Сетерленд, любовница Огарева

Генри Сетерленд, сын Мэри

Николай Чернышевский, русский редактор, радикал

Вы читаете Берег Утопии
Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату