Отражения, или Истинное

Билли. Слушай, а как ты относишься к классовой системе?

Анни. В поездах или вообще?

Билли. Вообще. Знаешь: «По жизни – первым классом!..»

Анни. Никакой системы нет. Люди сами жмутся к себе подобным. Объединять может самое разное: религия, работа, учеба. Образуются группы, большие и маленькие, переплетаются, смешиваются… Обвинять тут некого, это явление общекультурное, классы и система ни при чем. Ничего этого на самом деле нет – только наша мысль.

Билли. Гениально, черт побери! Люди жизнь кладут в борьбе против классовой системы, а ты ее не сходя с места уничтожила.

Анни. Видишь ли…

Билли. Но принять твою правоту можно лишь сидя в купе первого класса.

Анни. Я…

Билли. Где ты это вычитала? Неужели сама придумала? По-моему, Броуди – и то лучше. Как будто чушь несет, но чувствуется, что прав. А ты как будто правильно говоришь, но ясно, что – чушь!

Анни. Отчего ж ты тогда в его пьесе играть отказываешься?

Билли. А я не отказываюсь. Я – как ты.

Анни. Значит, только из-за меня? Не стоит.

Билли. А ему что, не все равно?

Анни. И потом, ты сказал, что он не умеет писать.

Билли. Не умеет писать так, как пишет твой муж. Но ведь твой муж – знаменитость.

Анни. Иронизируешь?

Билли. Вовсе нет. «Карточный домик» – сильная пьеса.

Анни. Генри был бы счастлив это услышать.

Пауза.

Билли. На что ты злишься?

Анни. Ты просто дитя. Пора бы знать, что нельзя высмеивать мужей, когда хочешь понравиться их женам. Учти на будущее.

Билли.

«И в мыслях не дерзну тебя обидеть.
Мне робость, как петля,
сжимает сердце
И душу жжет… Как ты спала,
сестрица?»[7]

Анни.

«Отменно, братец».

Билли.

«Меня же гложет некая болезнь,
И чую я – сведет меня в могилу».

Анни.

«Избави Бог! Ты шутишь,
милый брат…».

Билли.

«Скажи одно: тебе я не противен?»

Анни.

«Противен? Вовсе нет…».

Билли.

«Тобою движет
Не жалость ли к несчастному
страдальцу?»

Анни.

«Брат, ты и вправду болен!»

Билли.

«Ты – причина
Моей болезни. Древние поэты
Юноны лик прекрасный воспевали.
Ты ж прелестью божественной затмишь
Сиянье дивно-царственной богини…».

Анни. Великолепно!

Билли.

«Вмиг глаза твои
Как звезды вспыхнули,
как Прометеев пламень!
Сим жаром нежным хладную скалу —
И ту пронзишь до самой сердцевины».

Анни. Ну, это хуже…

Билли.

«На ланитах нежных
Цветет румянец – розой среди лилий.
О, эти губы соблазнят святого,
И руки страсть в отшельнике
разбудят».

Анни.

«Мой мальчик, ты прекрасен!»

Билли.

«Так смотри!»

(По ходу чтения все больше теряет голову; встает, распахивает на груди рубашку.)

Анни. Перестань… (Нервно оглядывается.)

Билли (во весь голос).

«Вот грудь моя: кинжалом рассеки
И в сердце прочитай моем ту правду,
Которая клокочет в каждом слове!»

Анни. Свихнулся…

Билли.

«Нет в целом свете преданней слуги.
Любовь мою ужели ты отвергнешь?»

Анни. Ну хватит…

Билли.

«Смерти смрадное дыханье
Я ощутил измученной душой…
О Аннабелла, раб твой безутешен!»

Анни. Билли!

Сцена седьмая

Генри, Шарлотта и Дебби.

Гостиная из сцены второй, но без пластинок. Шарлотта что-то ищет в стопке газетных вырезок и программ. У двери – огромный нагруженный рюкзак. Дебби курит.

Генри. И давно ты куришь?

Дебби. Целую вечность, еще со школы. Мы с Терри дымили в котёльной.

Генри. В котельной.

Дебби. В котельной? Ты уверен? От слова «котёл»…

Генри. На первый взгляд права ты, но на самом деле – я. Я потому и платил за школу – чтоб там выправили твою врожденную неграмотность и выучили тебя латыни и родному языку.

Шарлотта. А я думала – чтоб она девственницей подольше побыла.

Генри. Грамотной девственницей. Virgo syntacta.

Дебби. Плакали твои денежки. Генри! От Терри девственницей не уйдешь.

Генри. Хватит острить. Больно взрослая… Скажи лучше: учителя знали про этого мерзавца?

Дебби. А он сам учитель. Латынь преподает.

Генри. Ах, вот как…

Шарлотта. Да она все равно бы с девственностью распрощалась. Спасибо верховой езде.

Генри. Это не считается.

Шарлотта. Дурачок, юные всадницы девственность теряют не на лошади!..

Генри. Точно! Жокей!

Шарлотта. Потому он и кривоногий: все время верхом – то лошадь под ним, то всадница…

Генри. Говорил же тебе – объясни дочери, как опасны случайные связи.

Дебби. В галифе случайно ничего не бывает, слишком долго снимать.

Генри. Повторяю – хватит на мне язычок оттачивать.

Шарлотта. Нет, не нашла… Сто лет уж прошло. Но скажу не лукавя – я все же была тогда чуть постарше Дебби.

Генри. И какая же разница, кто изображал Джиованни рядом с твоей блудницей Аннабеллой?

Шарлотта. Да как-то нехорошо, что я забыла имя партнера.

Дебби. Ничего, он, наверняка, забыл твое.

Шарлотта. Но ведь не он тогда невинность потерял, а я.

Дебби. Неужели прямо на сцене?

Шарлотта. Не валяй дурака. Ответственные гастроли, устроены Британским театральным советом… Все произошло в Загребе, в гостинице.

Дебби. В номерах-с?